Фридл

«На распоряжение, о котором я вам говорил, мы с благодарностью ответили, что никакой землемер нам не нужен. Но этот ответ, как видно, вернулся не в тот же отдел – назовем его отдел А, – а по ошибке попал в отдел Б. Отдел А, значит, остался без ответа, да и отдел Б, к сожалению, получил не весь наш ответ целиком: то ли бумаги из пакета остались у нас, то ли потерялись по дороге – но во всяком случае не у них в отделе, за это я ручаюсь, – словом, и в отдел Б попала только обложка. На ней было отмечено, что в прилагаемом документе – к сожалению, там его не было – речь идет о назначении землемера. Тем временем отдел А ждал нашего ответа, и хотя у них была заметка по этому вопросу, но, как это часто случается при самом точном ведении дел – вещь вполне понятная и даже неизбежная, – их референт положился на то, что мы им ответим, и тогда он либо вызовет землемера, либо, если возникнет необходимость, напишет нам снова. Поэтому он пренебрег всеми предварительными записями и позабыл об этом деле…»

Меня уносят потоки слов, закручивают в спирали, протаскивают по нитям с буквенными обозначениями и возвращают туда, откуда все началось, то есть в никуда. Это так похоже на жизнь в целом, которая не имеет ни направления, ни цели, тем более сейчас, когда мы достигли пика абсурда.

«Наша беспомощность перед судьбой очень напоминала состояние господина К.», – скажет потом Хильда.

В последний день мы, сытые и веселые, распаковывали и снова запаковывали чемоданы и рюкзаки под мудрым Хильдиным руководством. Внесли в список три белые рубашки, вычеркнули половую тряпку. По весу почти одно и то же, если вычеркнем стельки, то точно…

Может, рубашки покрасим? После первой же стирки они станут серыми.

Фридл обожает метаморфозы, – говорит Павел Хильде. – Спустись в сад, и ты увидишь, что там уже сушатся голубые небеса, коричневая земля, зеленая трава, ночное небо… Не пора ли снять весь этот театр с веревки?

А что ты будешь с этим делать? – спрашивает Хильда, раскладывая по стульям заледеневшие цветные простыни.

Театр! Представь, если накинуть на детей зеленую простыню, получится лес… Если они поднимут руки, на глазах у зрителей вырастут деревья, если они будут наклоняться в разные стороны, получится ветер…

Кажется, мы готовимся к представлению, которое никогда не состоится.

Но оно состоялось.

«Настал этот день… Я ночевала у Зденки Турковой и в четыре утра пришла к Фридл… Она лежала на диване в пальто. И плакала. Тогда она плакала… Она боится меня потерять… как я вернусь в Гамбург под бомбежкой?!

Все это было как взрыв… Мы попрощались в школе, где был сборный пункт… Я пошла на станцию и по дороге сказала себе: я ее больше никогда не увижу… Так она и стоит в моей памяти доныне – в школе, на первом этаже, в сером пальто, и смотрит на меня… Так смотрят, запоминая».

Часть пятая Терезин

1. Сборный пункт в Градце Кралове

14.12.42. Три часа утра. Мы готовы. Постараемся написать с дороги… У нас тяжелая поклажа, не знаю, как Ф. это вынесет. Будьте здоровы и счастливы, – пишет Павел Отто и Марии, я приписываю: Сердечный привет вам обоим. Огромное спасибо за вашу помощь и готовность помогать… Наверное, никто столько не получил от Аделы, сколько я. Она была самой лучшей из семьи и была достойна самого лучшего, но получила самое худшее. 1000 приветов, ваша благодарная Фридл.

От вокзала до университета идти недолго, да ноша тяжела. Павел уговаривает – остановись, передохни. Но меня гонит страх, как тогда, по дороге из Находа в Гронов. Хотя я не одна, нас более семисот человек. Колонну сопровождают чешские жандармы.

Пришли. Я прислоняюсь к заснеженному сфинксу у портала, кладу рюкзак на чемодан, приваливаюсь к вещам.

Жандарм трясет меня за плечо. Павел говорит ему: «Это моя жена».

Тот проверяет номера, все верно, «Сh-549» и «Сh-548». Павел берет меня на руки и относит в помещение, туда, где нам заняла место Лаура. Возвращается за вещами – их нет. Двое суток мы ютимся втроем на одном матраце.