Павел, что бы я без тебя делала!
Именно поэтому меня и уволили с работы. Ты бы столько двумя пальцами не настукала. Продолжение следует?
На первый взгляд все это – пустое. Но вспомним о нашей собственной любви к обломкам, фрагментам, о том удовольствии, которое мы получаем, покупая ненужный хлам на ярмарках. То же можно сказать о цирке и эстраде (что до цирка, мне сейчас пришло в голову что там мы видим клоуна рядом со знаменитостью и клоун оказывается в сто раз талантливей; льва, перед которым мы испытываем страх; котят, обряженных в идиотские костюмчики) – вот тебе ярмарочный букет, имитирующий полноту жизни. Что сие означает? Всеобщее стремление к полноте жизни, которое не есть потребность в результате. И именно потому произведение искусства столь редко вызывает ощущение счастья, оно лишь возбуждает аппетит и изредка его удовлетворяет.
Не проголодалась ли ты, моя дорогая?
Да, подогрей хлеб… Хочется теплого.
Хлеба нет. Но есть мука.
Хочешь, я испеку блины? Неси машинку на кухню.
Аккуратней, пожалуйста, – Павел сдувает мучную пыль с черного корпуса.
Кадр из «Метрополиса». Крупный план: клавиши, рот, сложенный в трубочку, белое облако. Монументальные полотна, приведенные в движение тяжелой немецкой энергией. Рабочие строем движутся к шахте, мы видим их со спины, в это же время шеренга рабочих движется из шахты прямо на нас. Полная синхронность… Но при чем тут Павел, сдувающий мучную пыль с машинки? Прежде мысли, возникавшие по ходу дела, были прямо связаны с ним.
Керосинка воняет, жидкое тесто липнет к сковородке. Какие блины без яйца!
Асинхронизм. На этом мы и остановились.
Блины вышли комом. Не первый, а все до одного. Посмеиваясь друг над другом, мы запихиваем в рот теплые комочки теста, запиваем чаем.
Давай не будем уносить машинку в комнату, здесь тепло.
Павел возносит растопыренные пальцы над клавишами, смешит меня, а я настроена серьезно.
Во времена импрессионизма искусство развивалось в гуще производственной сферы, для появления выдающихся произведений не было ни возможности, ни надобности. Тем не менее наряду с критикой общества у какого-нибудь Дега ясно прослеживается пристрастие к необычным сценам, например к парящим под куполом акробатам, к необыденным материалам, кружевным пачкам его танцовщиц, лепным украшениям его театра оперетты. Тот факт, что выбор падает на кулисы, а не, скажем, на захламленную и пыльную квартиру патриция, означает как захват новых позиций, так и бегство от них. Но это бегство возможно именно там, где вторжение «нового» перспективно, в то время как Сальвадор принадлежит новой эре, когда бегство уже совершено, а вторжение нового еще невозможно.
Павел останавливается, перечитывает.
И все равно ничего не понимаю про бегство и вторжение!
К сожалению, последнее наблюдение было отступлением, которое увело меня несколько в сторону от основной линии.
Это ты мне?
Нет, Хильде. Я бы хотела перейти к опере…
Это печатать?
Да.
Если в опере асинхронизм настроения, содержания и художественных средств еще допускает создание слитного произведения, то в нынешнем изобразительном искусстве все разваливается, оно совершенно разложилось и тем внушает отвращение.