Фридл

Я стала взрослой и больше не похожа ни на девочку в клетчатом платье, ни на каракатицу. Белая блузка с рюшками и кружевными манжетами заправлена в строгую черную юбку. Кто-то сфотографировал меня в качестве домашнего задания. Да, забыла сказать, я стала студенткой экспериментального училища графики; полный курс отец не оплатил, только фотографию. Так вот, я снята в профиль, мой взгляд направлен на нахохленного фарфорового петушка на этажерке, поднятые руки придерживают статуэтку. Плавная линия кисти переходит в присборенный рукав, обнимает округлое плечо, вздымается по высокой шее, обрисовывает крутой затылок, падает откосно с высокого лба на переносицу, очерчивает выступ носа, черточки губ, скатывается по маленькому круглому подбородку и останавливается под шеей, в тени. Тень растекается по вороту блузки…

По прихоти отца я по нескольку часов в день проводила в вонючей проявочной. Из ванночки с химикатами на меня глядели дубликаты вещественного мира. В закутке, обдуваемые вентилятором, сушились пленки с негативами. Я научилась мысленно переводить негатив в позитив, отличать хороший кадр от неудачного. Но фотография как жанр меня не привлекала.

Фотография – схвачен один момент… Это лишь демонстрация того, что, собственно, сказать-то нечего, – отношение человека к среде и самому себе не может быть выражено в одно мгновение.

В портрете художник уже делает выбор, возьми, например, портрет боттичеллиевой «Симонетты» – это одновременно и архитектура, и скульптура, и портрет, и ландшафт, и символ; к тому же связано с классической мифологией, к тому же отражает точку зрения, отношение к жизни, философию того времени и в своем высшем значении являет нам идеал красоты.

В Вене не стреляли, войск Антанты и близко не было. Перебинтованная война являлась в город на побывку.

Отец принес откуда-то мешок бракованной марли, с дырами и пятнами – видно, машина спятила, изготовляя для фронта тонны перевязочного материала. Раненых было много. Не податься ли нам в сестры милосердия? Привезут в госпиталь твоего художника – как его, Шиле? – будешь за ним ухаживать … Шарлотта занесла руку над моим плечом, она хотела меня погладить, но я увернулась, и рука ее застыла в воздухе.

Безответная Шарлотта пережила моего отца на полгода. Его в Терезине я уже не застала. Но застала Шарлотту, вернее то, что от нее осталось. Шарлотта узнала меня и потянулась ко мне, как ребенок, просящий защиты у матери. Вот тогда я заплакала. А она – улыбнулась. И эта улыбка, как вспышка молнии, озарила холодный чердак, штабеля серых тел, обледенелое смотровое оконце в крыше.

4. Синяя Борода. Пролог к пьесе для кукольного театра

Я – дурачество, я к вашим услугам – пожалуйте в могилу!

ШУТ. Кто дергает за нитки?

ХОР СТАРИКОВ. Мы дергаем за нитки – ведь мы были молодыми еще прежде вас.

ХОР КОРОЛЕЙ. Нет, это мы! Мы владеем вами! И вы танцуете по нашей воле, старые и молодые.

ХОР БОГОВ. Дерзкие и беспомощные! Ваше владычество – лишь тщеславная личина.

ВЫСОЧАЙШИЙ БОГ (глубоко). Я тот, кто управляет всеми, вы – всего лишь мои создания.

ЮНЫЕ КУКЛОВОДЫ (всезаглушающий хор). Это мы владеем вами, мы тянем за нитки.

ПЕРВЫЙ АСКЕТ (совершенно неподвижный). Я обрел себя, превратился в круговое колесо во Всем. Колесо захватывает меня, и вот я больше не мертв. Я воплощен, пущен в круговорот, я – мельчайшая частица Всецелого, и оно крутит и вертит мной. Мне не нужно ничего. Ибо все, что есть, – это я сам! И я служу исключительно самому себе.

КАШПЕРЛЬ (бегает по сцене и смеется). Господин? Да какой ты господин – у тебя и слуги-то нет!