Фридолин, нахальный барсучок

Тем временем в окрестных деревнях парод встревожился. Не только в Карвице, но и в Канове, Томсдорфе, Гулербуше, в имении Розенгоф, даже в Ферстенхагене и Бистерфельде исчезала домашняя птица. То обнаруживали пропажу несушек, то гусака, бесследно пропадали индейки, утки вывелись почти все, и даже в крольчатниках побывали какие-то неизвестные разбойники и грабители.

Конечно же, долго они не могли оставаться неузнанными. И первыми их заприметили дети, потом рыбаки, ходившие на подлёдный лов, затем дровосеки. Рассказывали, что один из разбойников был крупный лис, часто бегавший на трёх ногах, а другой — лиса со странно вздутой мордой. Вскоре крик о помощи достиг ушей охотничьего инспектора Фризике, который почему-то почти всегда жил в городе. Через несколько дней он прибыл в Карвиц со своей двустволкой и охотничьим псом.

Первым попался Изолис. Собака безо всякого труда нагнала его, и хозяин её не успел даже выстрелить, как она уже загрызла колченогого лиса. А хитроумную Изолину пристрелили, когда она волочила к норе жирного гусака.

Приметив, что лисы уже дней семь не показываются в норе, Фридолин решил возобновить свою прерванную зимнюю спячку. В кладовке лежало вдоволь моркови, а наверху уже дули пахнувшие весной февральские ветры…

Глава восьмая. Второй поход на барсука. Мушка и инспектор Фризике. Пальба, какой ещё не было, но Фридолин начеку

Очень скоро, после того как застрелили Изолиса и Изолину, по деревне прошёл слух, будто инспектор нашёл и разбойничье логово, куда обе лисы таскали свою воровскую добычу, — брошенное жильё выдры на южном берегу Острова. Все следы вели именно туда, а у входа валялись куриные косточки. Узнав об этом, Дицены побывали на Острове и ходили туда прямо по льду.

— Должно быть, твоему барсуку Фридолину, Мушка, лисы основательно досадили, — сказал папа, поднимая у входа в нору обглоданную гусиную грудку.

Мушка грустно кивнула, но грусть её была, скорей всего, не очень велика. Тот августовский день, когда она любовалась таким маленьким и забавным зверьком, смотрела, как он нежился на солнышке, был уже далёк! За это время произошло так много интересного, и Фридолин стал уже только воспоминанием, а не чем-то живым и необходимым.

Наступил февраль, подул тёплый ветер, лёд на озере посерел, стал ноздреватым. Мумми наказывала быть осторожными и не бегать по льду. В одно прекрасное утро льда и вовсе не стало, и даже непонятно было, куда это могло так много льда сразу деваться? Папа сказал, что лёд потяжелел от воды и погрузился на дно.

День за днём, набирая силу, близилась весна.

Вчера ещё мы прислушивались к первым птичьим голосам и дивились распустившимся крокусам, а сегодня всё уже зеленеет вокруг! И вот уже и деревья в саду отцвели! В доме на террасе стоит сирень в вазе.

В поле, на огороде да и в птичнике в это время работы по горло! Недавно вывелись гусята, Мумми высеяла первую морковь, а папа с Маттесом разбросали навоз по пашне. Работали все, в том числе и Мушка, а она ведь приезжала домой только на воскресенье — в будни она бегала в школу в городе. И Мушка очень старалась, она помогала не только Мумми, но и папе, и Маттесу в поле, когда они сеяли кукурузу, а сеяли её на озёрной полоске, сперва, конечно, перепахав всё как следует.

Насыпая зёрна в фартук, Мушка задумчиво проговорила:

— А вдруг осенью Фридолин опять заберётся в нашу кукурузу?

— Типун тебе на язык! — прикрикнул папа, не на шутку встревожившись. — Нет больше твоего барсука. Его лисы сожрали. Ты разве забыла?

— Ну конечно же, папа! — поспешила его успокоить послушная дочь.

Больше речь о барсуке не заходила.

Папа Дицен так встревожился потому, что теперь кукуруза была ему особенно дорога. И не только недостаток кормов был тому причиной, дело в том, что этой весной папа сам перепахал полоску, сам и сеял кукурузу, и от всей этой непривычной работы у него безбожно ныла спина. Так уж устроено на белом свете: тем, что ты нажил своим трудом, ты особенно дорожишь.

Ну, а в последующие недели кукурузная полоска стала папе ещё дороже — он сам её четыре раза пропалывал и окучивал! С сорняками не было никакого сладу! Папина спина ныла от возмущения. Зато побеги кукурузы развивались великолепно — ни один не завял, не погиб, — стройными рядами поднимались они, будто стремясь вознаградить затраченные на них труды.

У папы сердце радовалось, когда он обозревал свою любимую полоску, и делал он это теперь гораздо чаще, чем прежде.

И вдруг — опять барсук на усадьбе! Первыми это обнаружили куры: под забором появились ходы, по которым они преспокойно перебирались в огород. Но в этом году папа Дицен не собрал военного совета, не было и торжественного объявления войны. Однако про себя глава семьи Диценов сурово пригрозил: «Только тронь мою кукурузу, я тебе покажу!»