Фридрих Барбаросса

Со знаменем в левой руке и мечом в правой он возглавил отряд своих рыцарей, с громким боевым кличем с тыла обрушившихся на римлян. Воинство Кристиана воспрянуло духом, и произошло невероятное: несколько сот немецких рыцарей и около тысячи брабандзонов под предводительством двух архиепископов обратили в бегство римлян, численно превосходивших их раз в двадцать. В упоении счастьем от одержанной победы Райнальд написал в Кельн, свою архиепископскую резиденцию: «Все палатки римлян, оружие, латы, одежда, лошади, ослы и золото достались нам в качестве боевого трофея. Все это мы подарили наемникам и слугам. Нам, рыцарям, довольно чести и славы!»

Эта беспримерная победа императорского войска вселила панический ужас в римлян и их папу. Никто не сомневался, что подобное могло свершиться только по воле Всевышнего. Со страхом Александр ждал прибытия самого императора и втайне уже готовился к бегству.

Весть об этой победе, послужившая для Барбароссы утешением после отпадения ломбардских городов, пришла к нему, когда только что мирно капитулировала Анкона. Он немедля поспешил в Рим, однако из-за непредвиденных задержек в пути прибыл туда лишь, 24 июля. Теперь рыцарей уже невозможно было удержать. Они устремились на штурм города, сминая папскую оборону. Непостоянное настроение римлян, привыкших быть на стороне победителя, опять переменилось. Многие из них уже стояли за императора и потому сами открыли ворота. Наиболее верные сторонники папы вместе с ним укрылись в соборе Святого Петра, откуда их пришлось выкуривать огнем. Говорили, что сам император отдал распоряжение о поджоге. Пламя пожара пожирало драгоценное убранство храма и уже приближалось к святыне христианства, могиле апостола Петра, когда сдались те, кто до последней минуты сохранял преданность Александру. Перемазанные сажей победители принялись тушить пожар. За этим занятием, в суете и дыму, они забыли про папу, который ночью, переодевшись простым монахом, в лодке спустился вниз по Тибру, а затем бежал в Террачину, всего лишь за несколько часов до того, как прибывшие из Пизы галеры перекрыли и этот путь к бегству.

На следующий день Барбаросса праздновал в опустошенном соборе Святого Петра победу. Была проведена торжественная интронизация папы Пасхалия III, который затем возложил на голову императора золотой обруч в знак патрициата над римской церковью и рукоположил 15 архиепископов и епископов. Спустя два дня, 1 августа, папа повторил обряд императорской коронации. Дабы показать собственное смирение пред Богом, Барбаросса велел Пасхалию III, своему новому папе, избранному в пику ненавистному Александру III, возложить на голову себе, а затем и императрице Беатрикс корону римского императора, которую двенадцать лет назад уже получил из рук Адриана IV. Христианский мир должен был узнать, что единство Святой Церкви восстановлено, а император Фридрих I является повелителем милостью Божией. Этот торжественный день Барбаросса использовал и для того, чтобы еще раз вознаградить заслуги архиепископа Кельнского Райнальда перед Империей. Дарственной грамотой были сделаны щедрые пожалования возглавляемой им епархии «в качестве вознаграждения за долгую беспорочную службу и особенно за победу, которую он недавно со своими кельнскими рыцарями одержал над Римом и тем преумножил славу Империи».

Что касается самого Барбароссы, то его очередной итальянский поход продолжался. Была выполнена лишь половина задуманного, и, возможно, еще предстояло самое трудное. Император старался гнать прочь мысль о том, что Роланд-Александр опять ускользнул от него. Ведь если папе удастся благополучно добраться до своих, то многолетняя тяжба с ним, на днях почти подошедшая к концу, возобновится. Ее исход, как и многое в большой политике, будет теперь зависеть от успеха предстоящей военной кампании против Сицилийского королевства.

Вынужденная задержка объяснялась необходимостью переждать самое жаркое время года. Знойные дни сменялись душными ночами. Обычно спасительный в такую погоду ветер не приносил облегчения: дувший из Африки обжигающий сирокко лишь иссушал, вытягивал соки из всего живого. Мало помогало и то, что немцы разбили свои палатки вне города, на прилегавших к нему холмах, надеясь найти там прохладу.

В один из августовских дней раскаленное от солнечных лучей небо закрылось черными тучами и на землю обрушились потоки дождя. Однако тропический ливень продолжался недолго. Вскоре небосвод полыхал с новой силой, а вместе с возвратившейся жарой пришла беда, какой не ждали.