В Вене я ходил в Собор Святого Стефана молиться. Странно звучит "молиться", если речь идет обо мне, который с позиций всех конфессий ─ человек неверующий. Неправда, верующий, хоть и не религиозный. Обряды и правила не соблюдаю, молиться по канонам не умею. Если б умел ─ может, пошел бы в Синагогу, но каков он ─ тот канон, и где она ─ та венская синагога? А собор Святого Стефана в Вене всегда на виду, возносится к небу, и совсем недалеко от моего пансиона на Кохгассе. Собор Святого Стефана носит имя не христианского апостола, а христианского дьякона ─ того, кто занимался не делами духовными, а делами хозяйственными, плотскими, телесными. "Бог и душа ─ вот два существа, все остальное ─ только печатное объявление, приклеенное на минутку." Так у Жуковского. Однако, когда духовное приобретает телесную обитель, оно становится видимым, особенно же недругами, даже теми, кто читает объявления по складам.
Если бы единобожие не обрело телесной обители в Аврааме, оно бы не столь раздражало язычников и их потомков. Дьякон Стефан стал первым христианином-мучеником, потому что стал первым видим недругам, таким как Саул-Савл. Оттого так первостепенно телесное воплощение Мессии, по-гречески ─ Христа. Оно делает духовное видимым, но, к сожалению, и для глаз враждебных. Мой скромный опыт меня в том же убеждает. Моя телесность всегда вызывала и вызывает раздражение Савлов и Павлов.
Собор Святого Стефана изнутри напоминает огромный скелет, но кость дорогая, слоновая, полированная временем, масляно-желтая, восковая. Не то, что слова, даже мысли в нем звучат гулко, уходят под купол, в поднебесье. Во время службы я сидел и молчал, изредка вставал, когда то требовалось по католическому обряду. Я не поклонник любого обряда, но в общественных местах его следует соблюдать ради приличия, и потому с вызовом, брошенным Л. Н. Толстым, я в этом вопросе не согласен. В делах духовных, когда речь идет о добре и зле, в жизни не стоит скандалить по мелочам.
Личная молитва моя напоминала жанр эпистолярный. Австрийские дети пишут письма Богу: "Lieber Gott!" и рассказывают ему свои детские проблемы. Так молился и я. Мои молитвы ─ это были мои письма Богу. Я жил в Вене уже три месяца, и приближалось Рождество. Я уже начал привыкать к Вене. Пальто венского цвета ─ темно-зеленое, консервативные женские и мужские. Иногда зеленое пальто усилено зеленой шляпой, иногда к этому прибавляли зеленые носки-гетры, которые ниже колен упирались в манжеты коротких штанишек на пуговичках. В России такие штанишки носят малые ребята, а здесь они на стариках с кривыми ногами, обтянутыми гетрами.
С черной венской лестницы начал я захаживать в парадную, богатую. В богатой жизни не участвовал, но смотрел: центр, Картнерштрассе, роскошь магазинов, блеск зеркальных витрин. Ранний венский пятичасовой вечер, неоновые сумерки, пирожные в витринах напоминают по роскоши бриллианты, а бриллианты в витринах аппетитны и красивы, как пирожные. Предрождественская теплынь, новогодний апрель с моросящим дождиком. Зонтики снуют мимо украшенных елок, изящные венские нищие играют дуэтом на скрипке и кларнете. Под музыку Моцарта в исполнении этих изящных молодых нищих и живет Картнерштрассе, упирающаяся одним концом в красивую Венскую Оперу, другим ─ в великий Собор Святого Стефана. Тут, на Картнерштрассе, Вена тратит деньги среди изобилия магазинов. В Вене позволяется безмятежно сидеть в ресторанах и кондитерских. Сколько за витринами ресторанов и кондитерских международных шпионов! Шпионы, шпионы, шпионы, 35 тысяч шпионов! Из меня, как известно, шпиона не получилось, заплатили с одним нулем.
Я слышал, Хемингуэй был шпионом ЦРУ. Интересно, сколько ему платили. Но и я получил в виде гонорара вскоре несколько нулей за изданную в Германии книгу, и хлопоты о моем приезде в Западный Берлин, которые вела пригласившая меня академия приближались к благополучному концу. Захотелось отметить как-то необычно и безумно. Иногда хочется безумия. Я решил посетить венский публичный дом.
Публичные дома Вены ─ только на одном небольшом участке Альштрассе. Красная вывеска "Клуб интимных и эротических чувств", силуэт женщины с гибким телом. Дом обшарпанный, на всех окнах шторы. Вышла старуха привратница, нечистая, бедная, купила газету в киоске, вошла назад. Бар Саламбо ─ фотографии: китайки, вьетнамки, блондинки, "Овен-клуб" ─ множество эротических фотографий: сочные брюнетки, блондинка с арийским подбородком и большой голой грудью, вьетнамка с плоским носом обнажает ноги. Внутри все время мигает красная лампочка, ужасно воняет ─ непонятно чем, какой-то смесью духов и прокисшего бульона. Оргазм невозможен. Лучше б съел в кондитерской несколько пирожных.