Фридрих II Гогенштауфен

Прочтем донесение кардинала Райнера Витербоского, и тогда нам станет понятной реакция императора:

«Он примчался подобно львице, у которой отняли детенышей! Он появился, как вихрь в полночь, как гонец без всякой королевской помпы, объятый огнем ярости, стремясь уничтожить город! Он прискакал на красном коне разрушить мир на этой земле».

Даже отчаянная ярость не помогла взять хорошо укрепленный город. Император соскочил с коня и сам кинулся на штурм противника. Но город устоял. Затем последовало строительство осадных машин, и неделю спустя в предрассветных сумерках начался новый штурм. Император видел себя перед новой Брешией.

Тут папа дал знать о своей готовности к переговорам. Друзья императора, граф Тулузский и император Балдуин Константинопольский, активно действовали при папском дворе в пользу дела мира. Кардиналу Оттону из прихода Святого Николая, в прошлом слывшему другом императора, доверили уладить конфликт. Императору не нужна была ни вторая Брешия, ни многомесячная осада, как при Фаэнце, и он быстро достиг понимания с кардиналом Оттоном. Императорский гарнизон должен был получить свободный проход, а император — вернуться обратно в Апулию. Горожане Витербо поклялись в гарантиях беспрепятственного отступления. Но, когда солдаты императора проходили через город, кардинал Райнер напустил разъяренную толпу на изнуренный гарнизон, и та забила его до смерти. Кардинал Оттон пытался своим телом закрывать солдат, но толпа в ярости отбросила его в сторону. Кардинал Оттон вел честную игру, виновен был кардинал Райнер Витербоский, страшившийся мира с императором больше всего на свете.

Фридрих II, сам нарушивший много клятв и договоров, отослал кардиналу Оттону письмо, удивительное свидетельство человеческой неспособности замечать бревно в собственном глазу:

«…К какой цели Мы еще можем стремиться в наших ожиданиях, когда верность людей так сильно поругана… Каких союзов с людьми Мы можем еще искать, с кем Мы должны договариваться об улаживании такой великой ссоры, о крушении почти всей земли, после того как над обещанием святого легата… легкомысленно совершается насилие?»

Адская глубина силы ненависти Фридриха открывается в его яростном выкрике, о котором рассказывают: «…даже после смерти он хотел бы поднять свои останки для уничтожения Витербо. Он не смог бы напиться досыта кровью его горожан, и если он не мог бы своей собственной рукой устроить в городе пожар, будучи одной ногой уже в раю, то убрал бы ее оттуда, лишь бы свершить месть над Витербо».

Рокировка

Фридрих не мог избавиться от ненависти к Витербо. Папа не одобрил случившийся инцидент, поскольку произошло, с его ведома или без оного, настоящее правонарушение. Он наложил на город денежный штраф, приказал отпустить оставшихся в живых сторонников императора, но ясно дал понять последнему: большего сделать он не может, так как не собирался терять Витербо. Поведение, типичное для Иннокентия IV: он порицает средство, но не само событие, позволившее ему получить город в свое владение.

Требования со стороны соседей привели обе стороны к новым переговорам, проходившим под патронатом короля Франции. Фридрих приближался к пятидесятилетнему рубежу. Жизнь, проведенная в седле, в борьбе против папы, церкви и Ломбардии, изнурила его. Ведя переговоры через посланников, Фридрих дошел почти до предела своих физических и душевных возможностей. В формуле компромисса было заявлено: император не пренебрегал отлучением от церкви и поэтому, как написано в булле об отлучении, не считается еретиком.

О факте отлучения нельзя было упомянуть более удачно. Фридрих признал папу духовным владыкой и по причине двойственного отношения к отлучению (то принимая его, то пренебрегая им) подчинился назначенному папой искуплению. Он согласился на обязательство освободить всех плененных прелатов и вознаградить их. Позднее папская сторона назвала фантастическую для тех времен сумму в четыреста тысяч марок. Далее он обязывался вернуть имущество всем пострадавшим сторонникам церкви. Хотя это и выглядит как полная капитуляция, но действительно важные вопросы не были достаточно четко оговорены. Например, вопрос освобождения папского государства и восстановления прав империи в Ломбардии.

Время торопило. Мир требовалось заключить до Пасхи, дабы имя императора не упоминалось в традиционном, зачитываемом в Великий четверг списке отлученных от церкви. Желание быстрого мира поставили превыше реальности: в Великий четверг 1244 года император более не находился в списке преданных анафеме, а папа в своей проповеди назвал его «верным сыном церкви». Теперь всему свету стало ясно: мир состоялся, и снятие отлучения с императора — логическое следствие данного заявления.

В праздничной форме документ, как и подобает его мировому значению, скрепили клятвой и печатью в присутствии французского посредника, папского двора и императорских переговорщиков.

Фридрих приказал звонить во все колокола Сицилийского королевства.

И вот тут всплыли недостатки договора, построенного на принятии желаемого за действительное.