К тому же ему было довольно неуютно оттого, что этот паук выбрал из толпы именно его. Брумзель потянул Фридриха за рукав, и тот последовал за ним так быстро, как только мог. Сенокосец выбранил их напоследок, обозвав Фридриха трусом.
Когда они отошли уже довольно далеко от оратора и толпы, Фридрих сказал:
— Тут, похоже, обстановочка порядком накалилась. Думаешь, издатель газеты будет давать тебе справки?
— Забудь про издателя, — раздраженно буркнул Брумзель. Впрочем, он явно был доволен. — Мы сейчас же вылетаем в Гремучее ущелье, чтобы выяснить, кто за этим стоит. А потом сразу же предупредим гарнизон приграничной крепости. Давай, полезай на спину!
Когда они поднялись в воздух, Фридрих увидел, как толпа расходится. Брумзель мрачно усмехнулся.
— Они уверены, что их газеты южане не читают! Что за детский сад!
— А сколько до этого ущелья лететь? — поинтересовался Фридрих.
— Если повезет, сегодня вечером будем на месте, — задумчиво ответил Фридрих. — Если нет — завтра.
Весь день справа под ними тянулись Зубчатые горы: Брумзель летел вдоль горной цепи на восток. Они практически не останавливались, и Фридрих проклинал всё на свете так же часто, как в свой первый день в Скарнланде. У него ужасно затекли ноги и зад, а бороться с этим, сидя у Брумзеля на спине, было никак нельзя.
Они летели над бесконечными маковыми полями, над которыми гудели бесчисленные шмели разных размеров и степени полосатости. Вскоре Брумзель заявил, что ему от вида этих полей страшно хочется есть и что без второго завтрака лететь дальше решительно невозможно. Так что они устроили перекус в цветке. Фридрих никогда прежде не видел цветков мака вблизи. Пыльца у них была темно-фиолетовая, Брумзель накинулся на нее с жадностью умирающего от голода. В общем-то, она и Фридриху показалась неплохой на вкус, но цветок сильно раскачивался на ветру, что, когда ешь, совсем не приятно.
Дома, думал Фридрих, сидя на листе мака и жуя пыльцу, дома я бы в это время как раз взял в руки сметку для пыли, тряпочку и начал полировать кубки, потому что сегодня суббота. Потом я бы приготовил обед, поел, помыл посуду, потом выдумал бы отговорку, чтобы не идти на танцы с приставучей соседкой (голова болит!), а потом до самого отхода ко сну ничего бы не происходило. Вместо этого я здесь, посреди этого сумасшедшего мира.
Ну, хотя бы с противной соседкой мне сегодня видеться не придется. От этой мысли настроение у Фридриха улучшилось.
— Отчаливаем! — поднимаясь, объявил Брумзель. — У нас еще долгая дорога впереди!
Но в тот день до Гремучего ущелья они так и не добрались. Когда солнце зашло и воздух стал холодным, они опустились на вершину сосны и заночевали в дупле. На следующее утро Брумзель спозаранку разбудил Фридриха, и они полетели дальше, постепенно углубляясь в горы.
— Уже недалеко осталось, — сказал в какой-то момент Брумзель. — Я сейчас пролечу над ущельем, и мы посмотрим, где можно сесть.
Земля под ними резко уходила вниз. На склонах росли сосны и какие-то невысокие серые растения. Над ущельем кружили мухи и осы. Быстро облетая вокруг провала, Брумзель внимательно осматривал местность и Фридриху наказал заниматься тем же.
— Вот там, кажется, что-то есть, — наконец сказал Фридрих, перегибаясь через бок Брумзеля. — Видишь сосны там, внизу, где еще посередине можжевельник?
— Да, только под ними шастает толпа народу, — отозвался Брумзель. — Я сейчас сделаю еще кружочек, а потом полетим через кроны деревьев, чтобы нас не заметили!
Скоро они сели на каменистую землю между веток можжевелового куста и проползли немного вперед, чтобы выглянуть из-за большого валуна. В некотором отдалении от них стояли коричневатые палатки, а вокруг них бурлила жизнь. Жуки катили бочки, лавируя между веревками-растяжками, и скрывались с ними в большом красноватом шатре на краю лагеря, в толпе расхаживал огромный кузнечик, где-то с адским грохотом рухнула куча чего-то металлического.
— Как думаешь, можно тихонечко подойти поближе? — прошептал Фридрих.
— Да при таком шуме сколько хочешь топочи — не услышат, — отозвался Брумзель. — А вот увидеть могут! У нас же нет прикрытия. Давай попробуем обойти лагерь и подобраться с другой стороны. Там, кажется, больше камней, за которыми можно спрятаться.
Но, едва они немного переместились, на помощь пришел случай. Прямо перед ними происходил завтрак: жук-точильщик, стрекоза и человек сидели на земле и закусывали бутербродами.
— Опять сухой паек! — стонал стрекоз (это определенно был самец). — Сколько дней уже одни бутерброды! Неужели нельзя
— Костер означает дым, а дым означает, что нас обнаружат, — рассудительно отвечал точильщик. — Подожди, вот грохнет, и разводи костер сколько угодно — тогда будет уже не важно. Хоть пять, хоть шесть сможешь развести.
Стрекоз укоризненно посмотрел на точильщика:
— Зачем мне пять костров? Я просто хлеб поджарить хочу!
— Да и вообще, — заметил третий в компании, — опасно разводить костер, пока у нас в лагере столько бочек с этой штукой. Грохнуть они должны, когда мы будем далеко отсюда.