Фридрих Вильгельм I

Жизнь любого человека в Пруссии Фридриха Вильгельма оставалась крайне оригинальной: и первобытной, и необычной. Армия, по мнению короля, являлась не самоцелью, а прежде всего всеобщей школой для нации. Опасность односторонней милитаризации общества при этом была высока, но, несомненно, такое видение армии одновременно послужило общественному прогрессу. Раз уж выходцы из обеспеченных кругов, сыновья бюргеров Берлина, Штеттина и Кёнигсберга, не боялись надеть синий мундир и встать под начало унтер-офицера, то для крестьянства — а оно составляло тогда большую часть населения — призыв на королевскую службу означал самое настоящее освобождение от средневекового образа жизни. Что по сути происходило с деревенским парнем из Бранденбурга, Померании или Восточной Пруссии, вставшим под знамена короля? Дома, в поместье или в деревне, он работал от зари до зари, то и дело получая оплеухи от своего отца, а от управляющего — удары плеткой. Ни о какой школе не могло быть и речи. Унылое однообразие будней нарушала только воскресная служба в церкви. А вот надев форму, ту же одежду, которую носил и король, он становился человеком. Унтер-офицерские окрики и подзатыльники были для него как с гуся вода: дома с ним обращались гораздо хуже. А возвращаясь из армии домой, он уже умел читать и писать, был знаком с городскими обычаями и привычками, мыл уши, чистил зубы и держал в чистоте ногти. Он расхаживал по деревенским улицам с гордо посаженной головой и держа грудь колесом, а спина его была до того прямой, что девушки от изумления только руками разводили. И когда мимо проезжал помещик, он не кланялся ему, а вставал во фронт и отдавал честь. Парень становился человеком короля.

Таковы были социальные и, одновременно, идеологические компоненты государства Фридриха Вильгельма. Вместе с армией реформировались не только государственные структуры, но и сознание общества. Последовательная милитаризация повлекла за собой и политизацию людей, благодаря чему они могли создать — разумеется, в тогдашних условиях — общество нового времени, где централизация и модернизация приходили на смену натуральному, самодостаточному хозяйству, мещанской психологии и провинциальности. По поводу экономического, народнохозяйственного аспекта: индустрия и ремесленные производства работали на армию во всю мощь, при максимальной занятости; это, в свою очередь, требовало повышения образовательного уровня населения, способствуя развитию науки в стране. Происходил круговорот, приводимый в движение за счет собственных ресурсов, своего рода социальный перпетуум-мобиле.

Это чудо точности и эффективности, дисциплины и порядка, долга и исполнительности, усердия и прилежания скоро стало восприниматься во всем мире как типично «прусское» явление, созданное руками замечательного, в высшей степени оригинального короля. И человек, презиравший Фридриха Вильгельма больше, чем кто бы то ни было на свете, — его сын Фридрих Великий, уже осознав глубинные причины собственных побуждений и поступков, весьма убедительно описал работу своего отца:

«Если верно, что тень дуба, спасающего нас от солнца, обязана своим появлением желудю, из которого дуб вырос, то никто в мире не усомнится: благополучие королевского дома, радующее нас после смерти этого человека, возникло благодаря его мудрым поступкам, его многотрудной жизни».

А с высоты нынешнего дня позволительно сказать предельно точно: превращение Пруссии в великую европейскую державу не произошло бы без основ, заложенных Фридрихом Вильгельмом I, королем-солдатом.

Деспот

Каждый год в день 27 августа ранним утром к берлинскому замку подъезжали пустые кареты. Король Фридрих Вильгельм I вежливо подводил к открытой дверце экипажа свою супругу Софью Доротею. За ними шествовали маленькие принцы и принцессы, а также придворные дамы. Все были одеты в зеленые охотничьи костюмы. Кучера весело щелкали кнутами, и кареты трогались с места. Выезжая из Люстгартена, они брали курс на юго-восток, в сторону королевского охотничьего замка Вустерхаузен. До него от центра Берлина было примерно двадцать пять километров — почти как до Потсдама на юго-западе. Кареты ехали по пыльной, ухабистой проселочной дороге. С левой стороны этой дороги процессию приветствовали Кепеник и Фридрихсхаген; вдали сверкало озеро Гросе-Мюгельзее. Дальше, оставляя за спиной Ланген и Цойтен-Зее, ехали дремучим лесом до реки Даме, притока Шпрее, протекавшей возле Вустерхаузена через озеро Кримник-Зее. Нигде, если не считать окрестностей Потсдама и графства Руппин, бранденбургская земля не была так прекрасна и величественна.