Он смотрит на часы на духовке, которые показывают 9:37 утра, и отвечает:
— Скоро. Оставь завтрак подогретым, мы будем есть вместе. Даже если они уже поели, они захотят то, что приготовила ты.
Он сжимает мою талию, и я улыбаюсь ему.
Мой мужчина сладкий как сахар. Мне повезло.
Он тянет меня к ближайшему дивану. Мы падаем на него и переплетаем наши конечности. Я хватаю пульт и включаю телевизор. Мы смотрим его некоторое время и болтаем.
Я спрашиваю:
— Это кажется странным для тебя?
Он наклоняет голову и говорит:
— Нет, как раз наоборот. Это кажется правильным.
Я шепчу:
— Да. Я знаю. Разве это не странно?
Он широко улыбается и отвечает:
— Я хотел тебя с тех пор как встретил, детка. С первого раза, когда я увидел твою задницу в этой сексуальной юбке. — Я хмурюсь, а он смеется. — Самое лучшее, что случилось с нами — было то, что ты настаивала, чтобы мы были друзьями. Теперь я действительно знаю тебя. Ты никогда не вела себя, как женщина, пытающаяся произвести впечатление на мужчину. Ты была моим другом. — Он слегка щелкает меня по носу. — Моим действительно хорошим другом. И теперь, когда мы перешли на новый уровень отношений, это ощущается как добавление в нашу дружбу дополнительных привилегий. Таким образом, нет, это не странно. Это удивительно.
Я улыбаюсь, наклоняюсь вперед и быстро целую его в губы. Я говорю спокойно:
— Ты слишком хорош для меня, Ники. Я никогда не пойму, что сделала, чтобы заслужить тебя, но я буду благодарить Бога за это каждый день.
Он обнимает меня еще крепче и говорит:
— Расскажи мне о своей семье.
Я напрягаюсь, затем быстро стараюсь расслабиться и ответить, как можно более расплывчато:
— Мама умерла пару лет назад. Братьев и сестер нет. У меня есть тети, дяди, двоюродные братья и сестры в Кали и еще больше в Хорватии. Папа до сих пор живет в Кали. Он очень близок со своей сестрой и ее мужем.
Он гладит мои волосы и спрашивает с любопытством:
— Это, должно быть, было трудно оставить его. Почему ты переехала в Нью-Йорк?
Я заставляю себя смеяться и говорю:
— Просто Кали больше не было местом для меня. Трудно было оставить отца и Нат. Папа любит Кали. Там его друзья и семья. Он активно участвует в жизни хорватской общины. Его жизнь там. — Я слегка пожимаю плечами.
Это правда. Папа или Тата (прим. ред. Tata по-хорватски — папа), вовлечен в деятельность хорватской общины в Кали. Мой отец прожил в Америке приблизительно тридцать лет и до сих пор говорит с сильным акцентом. Это потому, что он дружит с хорватами, работает с хорватами и говорит больше по-хорватски, чем по-английски.
Ник выглядит задумчивым. Он понимает, что я избегаю прямого ответа на вопрос. Ник не тупой.
Прежде чем он успевает задать мне еще вопросы, я играю с пальцами на его руке и спрашиваю:
— Что случилось с твоим папой, Ник?
Он вздыхает и откидывается на спинку дивана. Ник улыбается, когда объясняет:
— Папа был удивительным. Лучший папа в мире. Он приехал из России, встретил мою маму и влюбился в нее, иммигрантку из Мексики, и никогда не покидал ее. Его звали Илья. — Он немного смягчает голос, крепко обнимая меня. — Папа был хорошим человеком. Действительно хорошим, детка. Он видел все маленькие несправедливости мира и делал все, что мог, чтобы исправить их. Вот как Дух стал жить с нами. Папа заступился за него. — Он тяжело вздыхает и проводит рукой по лицу, как будто собирается сказать что-то важное, и говорит: — Мой отец был вице-президентом Российской банды «Хаос». Он состоял в организованной преступности, детка.
Мой рот открывается, и я шепчу:
— Не может быть.
Он мрачно кивает.
— Да. Папа умер от сердечного приступа. Просто упал замертво. Я был завербован в «Хаос» вскоре после этого. Я сделал это, чтобы заработать денег для мамы. Макс и Дух не позволили бы мне присоединиться одному, и пока мне не исполнилось двадцать лет, мы были вышибалами в банде.
Это безумие. Я теряю дар речи. Ник продолжает:
— Эта татуировка. — Он указывает на татуировку на предплечье — «XAOC». — Это слово «хаос» на русском языке. У Макса, Духа и меня есть такие. Парни, которых мы встретили вчера вечером, Алексей и Лев, также члены братства «Хаос».
Я мешкаю и спрашиваю тихо:
— Ты когда-нибудь убивал кого-нибудь?
Он улыбается, качает головой и объясняет:
— Мы использовали силу, чтобы вернуть наши деньги, если это необходимо. И да, я стрелял в людей, но никогда не убивал. Я ломал кости, детка. Я стрелял в людей и делал это дерьмо, не моргнув глазом. — Он стыдливо опускает глаза. — Вот кто твой мужчина. Уличный бандит.
Нет!
Ни за что.
Это не Ник, которого я знаю.
Ник, которого я знаю, милый, сексуальный и смешной.