Фригидная для оборотня многоженца

После меня продали в цирк. Тогда на несколько мгновений, отчаяние заползло в душу. Неужели мои враги останутся безнаказанными? Нет. Я одолел минутную слабость. Никто не уйдет. Счета будут закрыты. Это лишь отсрочка. Я приду за ними. Найду каждого. И я нашел. Позже.

Новое место обитания расширило список смертников. Я их считал. Запоминал. В цирке разум окреп. Боль стала родной. И я мог углубиться в познание себя. Наблюдать. Просчитывать план побега. Приближать свой час возмездия.

Меня принуждали, как послушного зверька устраивать представление людям. Человеческая раса. Ранее я мало сталкивался с ними. Наша стая жила вдали. И лишь иногда мы выходили к человеческим поселениям.

Новое открытие — им нравилось смотреть на издевательства. Они визжали и хлопали в ладоши. Даже приводили свое потомство, с малых лет воспитывая по подобию своему. Мои тюремщики были на удивление изобретательными. Придумывали все новые и новые шоу для развлечения толпы.

Меня резали ножами. Заставляли прыгать через огненные обручи. Вытворять трюки. И после лишали питья. Не давали нормальной еды. Не раз мне хотелось прыгнуть в толпу со сцены. Устроить кровавое месиво. Рвать. Кромсать. Вгрызаться зубами в прогнившую людскую плоть. Этот путь — смерть. Меня бы убили. Одним нажатием на кнопку пульта. Ошейник бы впрыснул в тело смертельную дозу яда. Потому я терпел. Познавал людскую природу. Все грани ее жестокости и подлости.

Зверь убивает в бою. Молниеносно. Он не пытает. Люди же упиваются страданиями. Мучения — это некое изысканное блюдо для них. Со временем я перенял у них этот навык. Перестал даровать врагам мгновенную смерть. Это слишком милосердно. Я воздавал каждому по заслугам его, отплачивал аналогичной монетой.

Нет. Позже я открыл. Не вся людская раса склонна к подобному. Еще есть подвид алчных особей. Эти за шуршащие купюры, не задумываясь, душу продадут. И буду пресмыкаться, подобно тварям ползучим. Бывают и исключения. Редкие экземпляры. В которых можно учуять, сострадание, нежность, доброту. Я сделал вывод — это вымирающий вид. Их мало на земле. Ничтожно мало.

А потом на одном из представлений я увидел ее. Истинная. Учуял еще до того, как меня вывели на сцену. Ее запах бил сильнее любых ударов. Мощнее любого яда скручивал нутро. И она смотрела на меня с восхищением. Любовалась зверем, выставленным развлекать толпу.

Она больше не была невинна. Отдалась чужому самцу. Нашла еще одного. Сидела с ним рядом, держась за руку. В глазах — холодное небо. Облака, покрытые инеем. За оболочкой счастья крылась боль. Туман обмана окутывал ее плотным маревом.

Я чуял чувства к другому самцу. Ничтожному. Гнилому. Сколько силы воли понадобилось замереть на месте. Не ринуться к ней. Спасибо, годы боли закалили дух. Не время. Надо ждать.

Самка, запустившая цепь кровавых событий. Принесшая зло стае, мне. Не казалась воплощением того самого зла. Я ощущал чистоту. Впервые я был сбит с толку. В ней не было злости. Злорадства. Подлости. Или запах истинной притупил мое восприятие?

Еще я ликовал. Стая выполнила обещание. Не тронула ее. Сберегла для моего возмездия. Я бы учуял утрату. Знал все это время — жива. Но узреть воочию было усладой для глаз. И подпиткой для клубившейся во мне ненависти.

Увидев огненные обручи, она заволновалась. В душе зародился ужас. Странно чужая боль вызывает отторжение у той, что с головой измазана в крови. Поистине самка сплошных противоречий. Я мысленно приказал ей не вмешиваться. Сидеть смирно. Беречь себя. Чуял — может полезть, куда не следует. Не ведая того на смерть пойти. А она должна жить. Очень долго. День за днем. Год за годом расплачиваться.

Шоу ей не понравилось. Я ощущал ее ужас. Страх. Сострадание. Жалость. Она хотела вмешаться. Хотела действовать. Смятение. Душевные метания.

Мысленно повторял: «Уходи. Как можно скорее. Покинь это место!».

Я прыгал через обручи. Впервые совершал промахи. Огонь опалял шерсть. Боль отрезвляла разум. Ненависть прорастала. Холодная. Сдержанная. Выдержанная годами, как дорогое вино.

Истинная, которую я хотел боготворить, вознести до небес. Стала стержнем, плотом моей мести. Незнание, глупость, юность, неокрепший разум не оправдание. Эти причины не смоют с нее кровь невинных. Моя боль — ничтожная капля. В сравнении с утратой стаи. Она уничтожила наш мир. И взрастила ненависть в сердце своего истинного волка.

Этого не изменить. Я не могу ее убить. Ей не искупить грехов. Наш союз окроплен ненавистью и кровью. Приправлен диким зовом единения.

Через два года после нашей встречи я вырвался на волю. Каждый из мучителей получил лично от меня «вознаграждение». Я выследил всех до одного. Заставил пожалеть, о каждой минуте своего заточения. Возвратил им то, чему они меня упорно все эти годы учили — их жестокость.

Но если я думал, что пытки и мучения в прошлом. Я глубоко заблуждался. Настоящий ад начался, когда истинная переступила порог моего дома. Сейчас испытания и лишения в неволе кажутся раем.

Глава 27