Фрилансер. Повелитель ареала (СИ)

— Кстати, тем, кто уже замаран, я не то, что предлагаю, просто озвучиваю способ, как спасти ваших близких, — продолжил я, понизив тональность. — Близкие они ведь далеко не всегда разделяют ваши ценности. Чаще скорее НЕ разделяют. — На заднем плане возник образ Каролины Суарес, которую сейчас развлекает Изабелла, дочь одного из главных мятежников. — А потому вы делаете покаянную запись, где признаётесь, что виноваты, дьявол попутал, но ваша семья не при чём, и картинно убиваете сами себя. Ну, или вас грохает кто-то другой. Главное, вы это делаете на камеру. И присылаете запись во дворец, на входящую почту официального дворцового портала, с темой «Мятеж. Раскаяние». И на основании этой записи ваша семья получает прощение, даже без конфискации. Я не пугаю, нет — решение принято не мной. Лишь его оглашаю. Избавьте нас от необходимости гоняться за вами, и мы оставим вашей семье всё, что у вас есть, включая их жизнь.

Повисла тишина. Пауза, ставшая вдруг нехорошей — нельзя молчать в прямом эфире на всю планету. Но я не знал, что говорить, как и всё ещё растерянный Веспасиан. Молчал и штаб, не дёргая, понимая момент, хотя уверен, там было что сказать. Наконец, Веспасиан поднял голову, и я видел, его руки дрожат.

— Хуан, понимаю, работа такая — трезвонить на весь свет о гадостях, которые сделали те, на кого ты работаешь, даже не подписав трудового договора. Но скажи честно, тебе не страшно? Не Веласкесам — лично тебе? — загорелись его глаза. Чел понял, это его апофеоз, только что прозвучали главные слова в его журналистской карьере, из его студии, теперь только плыть по течению — изменить что-то не получится, да и глупо пытаться делать это. Весь вопрос в том, что будет написано в листочке с заголовком «вердикт». А значит, нет смысла юлить и политкорректно недоговаривать.

Эфир заканчивается, и мне тожепора возвращаться в реальный мир. А значит, ставим точку.

— Страшно? — Ухмыльнулся. — Знаешь, Веспасиан, это хороший вопрос. Это лучший твой вопрос сегодня, потому, что я не могу так с ходу сформулировать ответ. — Покачал головой, тяня время, ловя эмоции. — Мне не просто страшно, Флавий. Мне… — Голос задрожал. — Мне капец как страшно! Я охренеть как боюсь!

— Вот перед тобой тут изгаляюсь, какой весь из себя рубаха-парень, и наши девчонки семьи упырей крошат, а через час мы будем и сами упырей крошить, кто на штурм дворца пойдёт. Вот только бравада всё. Я боюсь. НО боюсь не умереть, нет, а что мы НЕ СМОЖЕМ. Что чего-то не хватит, совсем чуть-чуть. И эти упыри возьмут власть на планете, чёрт возьми, зачистив нас!

— Да плевать, что зачистят! — вырвалось у меня, я чувствовал трясун рук и дрожание голоса. — Не о том боюсь. А о том, во что они превратят мою цветущую планету после этого. Знаешь, перед тем, как лететь к тебе, я открытым текстом спросил сеньора Адальберто Торреса, зачем они позволили нечисти из разведки Союза и диаспорам устроить бадабум в столице, и даже помогли им оружием? И он, не стесняясь, честно-честно сказал, что это — военная хитрость. Военная хитрость, мать его, Флавий! У меня есть запись разговора, кто не верит — позже выложу, чтоб не считали, что вру. Сотни горожан убиты! Тысячи ранены! Куча грабежей и изнасилований, издевательств! И всё это — военная хитрость нескольких семей упырей, упивающихся безнаказанностью за любые свои поступки, чтобы прийти к власти и встать у руля. Если мы проиграем, меня завтра не будет, но это даже хорошо — не увижу, во что они превратят Венеру, и в какое стойло загонят мой народ.

— Веласкесы не святые, Веспасиан, — лился из меня яд, и я не мог его остановить. — Отнюдь. Я никогда не скрывал своего к ним отношения, а несколько раз даже получалось донести свою позицию до королевы. Она та ещё сучка, и мне плевать, как к моим словам отнесутся члены её семьи, но поверь, те, кто идёт ей на смену, кто зубами рвёт у неё своё право на место под солнцем, куда худшая альтернатива!