Фриленды

Как-то раз, войдя в кабинет жены, – в этом доме не признавали гостиных, – Феликс увидел, что Флора, подняв брови, но и не без улыбки выслушивает теорию Шейлы о том, что люди «должны быть самостоятельными». Всякая другая жизнь, как сообщила она Феликсу, оскорбляет человеческое достоинство и нарушает душевный покой. Вот почему она сняла заднюю комнату на верхнем этаже дома в узком переулке, где и собирается безбедно жить на десять шиллингов в неделю. Так как она скопила тридцать два фунта, денег ей хватит на год, а там она уже найдет, как заработать себе на хлеб. Основное условие – не допускать в свою жизнь ничего, что может помешать работе. Глядя на эту девушку с пылающими щеками, пылающими глазами и непокорными волосами, трудно было ей не поверить. Да, она непременно должна добиться если и не совсем того, чего хочет, то все же чего-то определенного, а это в конце концов главное! И она на самом деле добилась своего: на другой же день переехала в заднюю комнату верхнего этажа дома в узком переулке, и с этих пор дом Тода и дом на Спаньярдс-роуд видели ее только мельком.

Таково было еще одно следствие того, что Трайсту приказали освободить дом, в котором он жил. Вот так мелкое происшествие, чья-то крохотная беда сосредоточивает вокруг себя помыслы и поступки самых разных людей, чьи пути расходятся в самые разные стороны. Правда, эти мелкие происшествия только тогда приобретают силу, когда они вызваны противоречием самых основных жизненных интересов.

В течение полутора месяцев, которые Феликс пробыл дома между отъездом из Джойфилдса и судом над Трайстом, у него было достаточно досуга, чтобы поразмыслить о том, что не запрети леди Маллоринг своему батраку жениться на сестре его покойной жены, жизнь самого Феликса, его дочери, матери, брата, жены брата, их сына и дочери и хотя в меньшей степени, но и других его братьев не была бы омрачена заботами, до смешного не соответствующими той причине, которая их вызвала. Но у него было время понять и то, что в этом маленьком эпизоде была затронута основа основ человеческого существования, ибо дело шло о самом простом и самом важном – о человеческой свободе. О самой простой и самой важной проблеме: как далеко может распространяться власть одних людей над жизнью других и насколько эти другие могут позволить первым собой распоряжаться. Вот почему этот эпизод оказал подобное влияние на мысли, эмоции и поступки совершенно посторонних людей. И хотя отцовское чувство то и дело подсказывало Феликсу: «Нельзя допускать, чтобы Недду вовлекали в эту неурядицу!», – он был в меру философом и в те часы, когда в нем дремало отцовское начало, признавал, что «эти неурядицы» вызваны борьбой, которую одну только и стоит вести, – борьбой демократии против самовластия, за право человека распоряжаться собой, как он хочет, если это не приносит другим вреда, борьбой «деревни» против угнетателей этой деревни. Феликс был художником и видел, что все началось с этого маленького эпизода. Правда, потом сюда примешалась своевольная сила, которая зовется любовью. Однако отец, особенно если он боится за своего ребенка, беспощадно подавляет в себе и философа и художника.

Недда вернулась домой вскоре после отъезда Шейлы и показалась Феликсу какой-то постаревшей и невеселой. Как была она непохожа на девушку, которой в ту майскую ночь так хотелось «поскорее все изведать»! О чем она постоянно задумывается, какие планы роятся в этой темной хорошенькой головке? Почему эти ясные глаза так решительно взглянули на него? Что с ней? Стоит ее окликнуть, и у нее вдруг без всякой причины вздымается грудь, кровь приливает к лицу, словно она была где-то очень далеко и только с огромным трудом заставила себя вернуться. Однако Феликс не мог придумать, как побороть ее увлечение. Трудно, воспитав себя в убеждении, что ты не должен вмешиваться в чужую жизнь, сразу отказаться от него, особенно когда надо вмешаться в жизнь единственной и любимой дочери.

Флора, которой не коснулись события в Джойфилдсе, не могла относиться к ним очень серьезно. Да, по правде говоря, если не считать Феликса и поэзии, неизвестно, относилась ли она к чему-нибудь серьезно. У нее была та немного отвлеченная натура, которые особенно часто встречаются в Хемпстеде. Когда Феликс потребовал от нее помощи, она могла предложить только, чтобы Феликс, кончив писать «Последнего Пахаря», повез их всех за границу. «Давайте осмотрим Норвегию и Швецию, где никто из нас никогда не был, а оттуда можно будет через Финляндию поехать в Россию…»