Фриленды

Почему все в этой семье заставляют его чувствовать себя существом низшего порядка? Как она спокойно его разглядывала! А потом сузила глаза и наморщила губы, будто подумала что-то очень ехидное! В ее волосах - как это бывает всегда с иссиня-черными, тонкими и шелковистыми волосами, - уже появились серебряные нити; лицо и фигура похудели за то время, что он ее не видел. Но она до сих пор была очень интересной женщиной, глаза у нее просто поразительные! Да и одета, - Феликс навидался на своем веку чудачек, совсем не так чудовищно, как тогда показалось Кларе: ему нравилось ее синее платье из домотканого полотна, вышитое вокруг ворота, и он с трудом оторвал взгляд от сапфировой повязки, которой она стянула свои черные с проседью пряди.

Он начал с того, что передал ей записку Клары, которую та написала под его диктовку:

"Дорогая Кэрстин!

Хотя мы так давно не виделись, Вы, надеюсь, простите мне, что я Вам пишу. Нам доставило бы большое удовольствие, если бы Вы с обоими Вашими детьми погостили у нас день-другой, в то время, пока у нас гостят Феликс и его молодежь. Боюсь, что Тода звать бесполезно, но, конечно, если он приедет, и Стенли и я будем в восторге.

Искренне Ваша

Клара Фриленд".

Она прочла записку, передала ее Тоду, тот тоже прочел ее и вернул Феликсу. Все молчали. Записка была такая простая и дружеская, что довольный Феликс подумал: "А ведь я ее неплохо сочинил!"

Затем Тод сказал:

- Ну, говори, старина! Ты ведь хочешь поговорить о наших ребятишках, правда?

Господи, откуда он это знает? Но Тод ведь и правда был немного ясновидящим.

- Что ж, - начал Феликс, сделав над собой усилие, - разве вам не кажется, что вы напрасно путаете ваших детей в деревенские кляузы? Нам рассказывал Стенли...

Кэрстин спокойно прервала его, говорила она отрывисто, капельку шепелявя:

- Стенли не может этого понять.

Она взяла Тода под руку, по-прежнему не сводя глаз с лица деверя.

- Может быть, - признал Феликс, - но не забудьте, что Стенли, Джон и я выражаем обычную и, я бы сказал, разумную точку зрения.

- С которой мы, боюсь, не имеем ничего общего.

Феликс перевел взгляд с нее на Тода. Тот склонил голову набок и, казалось, прислушивался к каким-то далеким звукам. Феликс почувствовал раздражение.

- Все это прекрасно, - сказал он, - но, право же, вам не мешает подумать о будущем ваших детей с какой-то более объективной точки зрения. Не можете же вы хотеть, чтобы они бунтовали прежде, чем сами увидят жизнь своими глазами.

Она ответила:

- Наши дети знают жизнь лучше, чем обычная молодежь. Они с ней сталкивались непосредственно, видели ее изнанку. Они знают, что такое произвол в деревне.

- Да, конечно, - сказал Феликс, - но молодость есть молодость.

- Они достаточно взрослые, чтобы понимать, где правда.

Феликс был поражен. Как сверкали эти суженные глаза! Какая убежденность звучала в этом чуть-чуть шепелявившем голосе!

"Я же останусь в дураках", - подумал он и только спросил:

- Ну, а что вы ответите на это приглашение? - Пусть едут. Сейчас это им очень кстати.

В этих словах Феликсу почудилась угроза. Он отлично понимал, что она вкладывает в них какой-то свой, особый смысл.

- Когда нам их ждать? Во вторник, пожалуй, для Клары удобнее всего, когда кончится очередное нашествие гостей. А на вас с Тодом нечего и рассчитывать? Она забавно сморщила губы в подобие улыбки.

- Пусть решает Тод. Тод, ты слышишь?

- На лугу! Она там была и вчера, в первый раз в этом году.

Феликс взял брата под руку.

- Ты прав, старина.

- Что? - спросил Тод. - А!.. Пойдемте домой. Я ужасно хочу есть...

Иногда из ясного неба вдруг упадет несколько капель дождя, зашелестит листва, а вдалеке послышится глухой рокот. Путник подумает: "Где-то поблизости гроза". Но кругом! сразу же снова станет тихо и безмятежно, и путник, забыв о том, что он недавно подумал, беззаботно пойдет дальше.

Так было и с Феликсом, когда он возвращался на автомобиле Стенли в Бекет. Ну и лица у этой женщины, у юных язычников, да и у потустороннего Тода!

Вокруг этой маленькой семьи в воздухе пахло грозой. Но автомобиль неслышно скользил по дороге, сиденье было мягким, за окном мирная прелесть зеленых лугов, церкви, усадьбы, домики среди вязов, медленные взмахи крыльев грачей и ворон - все это убаюкивало Феликса и вселяло в него покой; дальние, глухие раскаты грома больше не были ему слышны.

Когда он вернулся, Недда поджидала его в аллее, разглядывая статую нимфы, поставленную Кларой. Это была хорошая вещь, выписанная из Берлина, который славится скульптурой, к тому же она начала покрываться патиной, словно стояла тут уже давно, - милое создание с опущенными плечами и скромно потупленным взглядом. На голове у нее примостился воробей.

- Ну как, папочка?

- Они приедут.

- Когда?

- Во вторник, но только дети.

- Ты мог бы мне что-нибудь о них рассказать. Но Феликс только улыбнулся. Ему для этой задачи не хватило бы изобразительного таланта, а так как он своим! талантом гордился, то не хотел его компрометировать.

ГЛАВА VIII