- Послушайте, Фриленд, - сказал он, - вы должны заняться этим делом. Вы не должны позволять, чтобы ваша жена и дети сеяли смуту в деревне.
"Черт бы его побрал! Он улыбается, и улыбка-то какая, - подумал Маллоринг, - лукавая, заразительная..."
- Нет, серьезно, - сказал он, - вы не представляете себе, каких можно натворить бед...
- Вы когда-нибудь видели, как собака смотрит на огонь? - спросил Тод.
- Да, часто... А при чем тут собака?
- Она понимает, что огня лучше не касаться.
- Вы хотите сказать, что вы ничего не можете сделать? Но нельзя же так...
И опять он улыбается во весь рот!
- Значит, вы отказываетесь что-либо предпринять?
Тод кивнул. Маллоринг покраснел.
- Простите, Фриленд, - сказал он, - но, по-моему, это цинизм. Неужели вы думаете, мне приятно следить, чтобы все шло, как полагается?
Тод поднял голову.
- Птицы, - сказал он, - растения, звери и насекомые - все они поедают друг друга, но они не вмешиваются в чужие дела.
Маллоринг круто повернулся и ушел. Вмешиваются в чужие дела! Он никогда не вмешивается в чужие дела. Это просто оскорбление. Если он что-нибудь смертельно ненавидит и в личной и в общественной жизни - это всяческое "вмешательство". Разве он не входит в "Лигу борьбы с посягательствами на свободу личности"? Разве он не член партии, которая противится законодательству, посягающему на эту свободу, - когда находится в оппозиции? В этом его никто никогда не обвинял, а если и обвинял, то он, во всяком случае, этого не слышал. Разве он вмешивается в чужие дела, если по мере сил старается помочь церкви поднять нравственность местных жителей? Разве принять решение и настаивать на нем - это значит вмешиваться в чужие дела? Нет справедливость подобного обвинения глубоко ранила его. И чем больше ныла эта рана, тем медленнее и величественнее он шествовал к своим воротам.
Легкие облачка на утреннем небе были предвестниками непогоды. С запада надвигались темные тучи и уже накрапывал дождь. Джералд прошел мимо старика, стоявшего около калитки, и сказал: "Добрый вечер". Старик дотронулся до шляпы, но ничего не ответил.
- Как ваша нога, Гонт?
- Все так же, сэр Джералд.
- Перед дождем, наверное, побаливает?
- Да.
Маллоринг остановился. Ему захотелось попробовать, нельзя ли уладить дело так, чтобы не выселять старика Гонта и его сына.
- Послушайте, - сказал он, - как быть с этим злосчастным делом? Почему бы вам с вашим сыном не отправить без проволочек вашу внучку куда-нибудь в услужение? Вы прожили здесь всю жизнь. Мне не хотелось бы, чтобы вы уезжали.
Морщинистое, сероватое лицо старого Гонта чуть-чуть покраснело.
- С вашего позволения, сэр Джералд, - сказал он, - мой сын стоит за свою дочь, а я стою за своего сына.
- Как хотите. Дело ваше. Я желал вам добра.
По губам старого Гонта пробежала улыбка, и уголки рта под усами опустились вниз.
- Нижайшее вам спасибо, - сказал он.
Маллоринг прикоснулся пальцем к шляпе и пошел дальше. Хотя ему очень хотелось быстрой ходьбой разогнать досаду, он все-таки не ускорил шага, зная, что старик смотрит ему вслед. До чего же они все-таки упрямы - упрутся на своем и никаких доводов слушать не хотят. Ничего не поделаешь: своего решения он переменить не может - Гонты уедут двадцать пятого июня, ни на день раньше, ни на день позже.
Проходя мимо домика Трайста. он заметил у ворот пролетку; кучер разговаривал с женщиной в пальто и шляпе. Увидев Маллоринга, она отвернулась. "Опять свояченица приехала, - подумал он. - Значит, и этот заупрямился, как осел. Безнадежные люди!" И его мысли перескочили на план осушения низины в Кентли Бромедж. Все эти деревенские неприятности были слишком мелким делом, чтобы долго владеть умом человека, обремененного таким множеством забот.