Никита сел. Кажется, повода для встречи с главврачом не было. Заявление на совместительство в новом году было подписано неделю назад.
— Ты понимаешь… — Услышал он после затянувшейся паузы, — я вынужден отказать тебе в совместительстве… Дежурства ты закрываешь, но ведь больных вести некому… Надо брать ещё одного хирурга на полную ставку, завотделением настаивает.
Это было откровенной ложью. Несколько дней назад Никита разговаривал с заведующим, который к нему благоволил. Тот как раз колдовал над графиком дежурств на январь. Расспросил о сынишке, о жене, и поставил ему два дополнительных дежурства, уменьшив тем самым количество своих собственных.
Кровь ударила Никите в голову. И что теперь делать? Просить? Унижаться? В больнице все осведомлены о его семейном положении. А главврач почему-то на него не смотрел, перелистывая какие-то бумажки на столе. Никита понял, что все разговоры бессмысленны, молча поднялся и вышел.
Сегодня как раз было последнее декабрьское дежурство. Дальше — только жалкая стипендия в ординатуре и скромное пособие Веры по уходу за ребёнком. На эти деньги прожить втроём невозможно. Они с женой давным-давно сократили до предела расходы на еду. Питались овсянкой, макаронами и картошкой. Скрашивался этот рацион маринованными огурцами и помидорами, которыми с оказией снабжали их родители Веры. Выручало и приготовленное мамой варенье, которое она завезла к ним в изобилии ещё осенью, не надо было тратиться на сахар. Пелёнки и подгузники Вера стирала, памперсы использовались только ночью — слишком дороги. Она донашивала вещи, которые носила ещё в студенческие годы. Никита вполне успешно освоил навыки сапожника и периодически менял набойки на её старых сапогах, закупив заготовки по дешёвке у знакомого обувщика. К счастью, Вера никуда не ходила кроме ближайших магазинов и прогулок с ребёнком. У самого «сапожника» зимней обуви не было. Разбирая хлам в кладовке, он нашёл свои почти новые лыжные ботинки, и теперь их носил даже в самые сильные морозы, натянув их на толстые шерстяные носки, которые ему связала тёща. Пока он работал в больнице в доме было молоко, которое получали хирурги «за вредность», иногда натуральное заменялось сухим, но всё равно это было молоко, которое было необходимо Вере как кормящей маме… Теперь его надо было покупать. К любимому компьютеру Никита давно не подходил. Пользоваться им было почти невозможно, он постоянно зависал. О мониторе и говорить нечего. О новом компьютере даже мечтать не приходилось. Если вдруг неожиданно приезжали родители, которые приходили в ужас от их нищеты, то на столе появлялись и курица, и свежая рыба, которую круглый год ловил в величественной северной реке Глеб Иванович. Тесть и тёща в два голоса уговаривали Никиту после окончания ординатуры переезжать к ним. Семьёй жить легче, и с ребёнком бабушка всегда поможет, и жильё они обязательно рано или поздно получат — двум врачам обязаны предоставить… Никита только отшучивался, он был уверен, что работу в каком-нибудь городском стационаре он обязательно найдёт.
До окончания обучения в ординатуре осталось всего полгода.
Сегодня больница по скорой помощи не дежурила, ночью надо будет всё обдумать. Но, честно говоря, после посещения кабинета начальника решение пришло сразу — оно было единственно возможным в этой ситуации: надо бросать учёбу, уходить из ординатуры и устраиваться куда-то на работу. Соглашаться на все условия, только бы работать и зарабатывать. Он подумал о том, что скажет Вера. Что скажет… Что он сам во всём виноват, придумав эту ординатуру и погрузив их семью в нищету. Надо уходить. Очень жаль зря потраченного времени, но другого выхода нет.
Вера, выслушав его, долго молчала, думая о чём-то своём. И вдруг спросила.
— Что такое «форс-мажорные обстоятельства»?
Никита пожал плечами.
— Ну, это какие-то чрезвычайные обстоятельства… Точно не знаю. Зачем тебе?
— Не знаю, может быть пригодится… Я видела в твоём договоре при поступлении в ординатуру.
— В договоре написано что-то про форс-мажор? Не помню…
— Да. В разделе о сроках обучения. Я запомнила только потому, что не понимала смысла этого выражения.
— Поищи, пожалуйста, этот договор. Я не помню, куда его засунул.
— Ты засунул, а я переложила в нашу папку «Документы»… Сейчас найду.
Но в этот момент за фанерной перегородкой, в клетушке, которую они гордо величали «спальней», громко завопил проголодавшийся Димасик. В этой «спальне» старый двуспальный диван и кроватка сынишки стояли вплотную друг к другу. Вставать с дивана приходилось с некоторыми сложностями, только передвинув кроватку вперёд или назад. Эту удобную кроватку подарил им сосед, ненадолго появившийся в Петербурге, когда Вера с ребёнком ещё были в роддоме. Они тогда очень огорчались, что у них хватает денег только на коляску и что малышу придётся в ней спать до лучших времён. И эти времена наступили довольно быстро с приездом соседа геолога. Он не только подарил кроватку, но и целый ворох вещей для новорожденного мальчугана, начиная от дорогих памперсов.