Фритьоф Нансен

Эта строки не назовешь бодрыми. Но ведь в тот день «Фрам» находился на 77°43′ северной широты. Это после того, как в самом начале дрейфа ему удалось было пересечь 79-ю параллель! Поневоле напишешь о рухнувшем плане, когда через полтора месяца их в конце концов унесло не к северу, а к югу.

Потом дела немного поправились, и несколько дней назад, в прошлое воскресенье, «Фрам» снова был севернее 79-й параллели. Да, старый год мог бы потрудиться и получше. Пусть теперь их продвижением к полюсу займется со свежими силами новый.

Уже восемь часов. Пора на прогулку. Нансен натягивает серую куртку с капюшоном, толкает дверь и оказывается в кают-компании. Вкусно пахнет тестом. Должно быть, затеяна грандиозная стряпня.

На трапе скрипит смерзшийся снег. В полнеба пылает северное сияние. Цветные полосы дрожат, переливаются, меняя оттенки. На другой половине небосклона теплятся звезды. Тихо и морозно. Сейчас, в середине полярной ночи, ледяная пустыня окутана серой мглой даже в полдень.

Нансен идет по дорожке, протоптанной к снежной хижине. Там — приборы для научных исследований. Сзади плетутся псы. На их хвостах — сосульки. Когда собака виляет хвостом, они гремят. Над каждым псом — облачко выдыхаемого пара.

«Фрам» тоже дышит: влажный воздух из вентилятора тянется по ветру белесым дымком. Корабль придавлен снегом. На нем ни одного огонька, только разноцветные блики сияния перебегают по белым шапкам на реях, по заиндевевшим мачтам.

На палубе появилась темная фигура, закачался тонкий лучик света. Это Иохансен вышел с фонариком к своим термометрам. Наверное, как всегда, налегке: он уверяет, что нечувствителен к морозу.

Нансен возвращается к «Фраму». Из люка тянет теплом. В кают-компании над столом уже натянута гирлянда норвежских флажков и вывешено разрисованное меню праздничного ужина.

К вечеру стол сервируют эмалированными железными тарелками и такими же чашками. Зажигают во всех уголках кают-компании свечи — больше света, тьма так надоела!

Все собираются задолго до полуночи. Смотрите-ка, Скотт-Хансен надел офицерский мундир, накрахмаленную сорочку. Ну и франт этот Скотт-Хансен! Нарядился, словно на прием во дворец, только вот беда: из белых манжет торчат красные, обмороженные руки. Остальные тоже принарядились в чистые фуфайки, выскоблили щеки, расчесали бороды и благоухают туалетным мылом.

Торжество начинается с чтения «Фрамсии» — так называется выходящая на корабле газета. Ее редактор — доктор Блессинг. У доктора стремление к возвышенному, и потому в газете много стихов. Доктор читает обращение к Новому году, которое заканчивается так:

Смотри же, мальчик, разведи льды!
Смотри же, чтобы мы завоевали победу!
Смотри, чтоб мы рождественского поросенка
Зарезали в следующий раз уже по ту сторону
Северного полюса!

Иохансен открывает праздничный концерт. Он здорово играет на гармони. Его коронный номер — песня «Переход Наполеона через Альпы в открытой лодке».

— Браво! Браво! А теперь — на руках!

Иохансен не заставляет долго просить себя. Он встает на руки и идет вокруг стола, забавно болтая ногами в воздухе. Легко отталкивается от пола, пружинно разгибается — и даже лицо не покраснело от натуги. Иохансен ведь один из лучших гимнастов Норвегии. Недаром он получил в Париже золотую медаль.

Потом Нурдал садится за фисгармонию, а Мугста берет свою старую скрипку. Доктор, волнуясь, пробует спеть популярную арию. Это ему плохо удается, но снисходительные слушатели аплодируют так бурно, что со стены срывается картина, изображающая трех купающихся принцесс, которых врасплох застали три превращенных в медведей принца. У нее тяжелая рама, и тем, кто сидит на диване, достается по затылку. Принцессам в связи с этим приходится выслушать несколько энергичных выражений.

Близится полночь. Скотт-Хансен торжественно вносит пунш.

— Друзья! — Нансен встает, и все тоже встают. — Минувший год принес нам, в сущности, одно хорошее.

Спасибо всем вам за доставленные друг другу радости и удовольствия, за дружную, товарищескую жизнь. Пусть и в новом году будет не хуже.

Стрелки часов сходятся, и каждый прижимает свою чашку к сердцу. А потом все кричат «ура» и затягивают песню, сложенную в Норвегии перед уходом «Фрама»:

Не плачь, родина-мать. Это от тебя
Сыны твои унаследовали страсть к путешествиям,
Которая увела их с обычного пути,
Научила держаться вдали от берегов.

Тост за тостом, песня за песней. Кто это там притих в углу стола? Скотт-Хансен? Вспомнил свою невесту… Выше голову, дружище! У каждого из нас осталась там, в Норвегии, частица сердца. Но мы ведь вернемся туда.

Вернемся ли?..