— Этот вид войны старый, старый, как наша грешная земля. Мы — рейдовое соединение. А рейд — это непрерывное движение собранных воедино партизанских отрядов, их набеги на воинские подразделения врага, на большие военные объекты противника. Мы, где это только можно, разрушаем связь врага, уничтожаем его гарнизоны, подразделения и разные группы поодиночке, делаем засады.
Помолчал и заговорил снова:
— Самым сильным мастером рейдовой войны был организатор червонного казачества на Украине во время гражданской войны Виталий Примаков. Он организовал сначала полк, а потом и целый корпус червонных казаков. Так рейдировал он и полком, и бригадой, и целым корпусом. Да так рейдировал, что наголову разбил всю петлюровскую сволочь, а остатки вышиб за границы Родины. Он нападал не только на отдельные дивизии, но и на целые армии и, рейдируя в тылу их, громил армии белогвардейцев и белополяков. Червонное казачество родила революция. Наши рейдирующие соединения родились в результате изменившейся у нас военной обстановки. Мы не можем пускать на открытые южные пространства Украины корпуса. У врага множество всякой техники, он неминуемо сокрушит такие соединения авиацией и танками. А раз условия маневра сокращены, то у наших, как бы это сказать, ну, таких хорошо организованных, не так уж больших соединений отрядов или, как у меня, батальонов появилась возможность рейдировать даже и по степным районам.
Он подумал, потом резко откинулся на спинку стула. Его бородка воинственно поднялась кверху.
— У многих народов, — продолжал Сидор Артемьевич, затягиваясь махоркой, — применялась партизанская война. Почему эта тактика войны хороша для нас? Она требует мало затрат, в ней сам народ участвует, эффект большой. Конечно, если бы партизаны располагали крупной артиллерией, танками, самолетами, может быть, и тактика была бы другой. Но этого нет, да и не нужно. Партизаны сейчас используют автомат, пулемет, винтовочку, мины и гранаты.
Он посмотрел по-хозяйски в окно и, покачав головой, продолжал:
— Противник, вооруженный до зубов авиацией, танками, артиллерией и всякой другой техникой, не позволяет нам, партизанам, вести широкие боевые действия. Если бы мы могли вести такие действия, то партизанская форма борьбы превратилась бы в форму войны регулярными войсками. Но это сделать невозможно.
А вот пушки мы ловко приспособили для заслонов при форсировании железных дорог, водных переправ, для боев в крупных населенных пунктах, при сложных и тяжелых диверсиях на мостах и в боях с превосходящими силами немецких частей. Мы делаем налеты короткими и быстрыми. Наше положение лучше, чем положение врага. Мы на своей земле. Наш метод борьбы не что иное, как самозащита народа. А если она организованная, как сейчас у нас в стране, то она и есть, можно сказать, второй фронт, фронт без флангов и строгой боевой линии.
Он замолчал. Подумал. Снова заговорил:
— В тылу врага мы с первых дней оккупации. Воюем, и воюем небезуспешно. Результативному бою нам способствует очень часто и то, что фашисты при налетах партизан не успевают вводить в действие свое мощное вооружение. Есть еще одно очень важное условие успеха нашей войны — уверенность. Начиная операцию, каждый партизан не сомневается в успехе. Иначе нельзя. Замнешься — и все погибло.
Ковпак полез в карман, достал кисет и стал свертывать новую, огромных размеров цигарку. В движениях его рук чувствовалась большая сила.
— Вот это вещь, — сказал я, указывая на цигарку. — А где же вы берете табак?
— Мы — армия без интендантства, как и наш фронт без флангов. Вот эта махорка из Лельчиц, тут в Полесье городок такой есть.
Улыбка воспоминания тронула его губы.
— Лельчицкая операция интересна тем, что мы там дрались, как обычная регулярная часть Красной Армии. Мы организованным наступлением с минометами и артиллерией разгромили немецкий гарнизон. Пятьсот оккупантов испустили дух и оставили нам склады. Вот и живем с этого. У народа нельзя брать. Фашисты его грабят, да если мы брать еще будем, что ж это выйдет? «Куда же податься-то?» — скажет мужичок, как в «Чапаеве». Партизаны призваны поддерживать в народе веру в победу!
Первый день в стане ковпаковских партизан был заполнен впечатлениями до отказа. Хотелось сразу понять и систему организации партизанского соединения и познакомиться с ближайшими помощниками командира.
Заместитель Ковпака по разведке Петр Вершигора прислал за мной связного. Мы шли темными улицами деревни. Нас окликали часовые, спрашивали пропуск.
Вершигора сидел на полу на корточках и разбирал ворохи каких-то бумаг. Он поднял голову и, улыбаясь, сказал:
— Нахожусь при исполнении служебных обязанностей. Готовлю в Москву почту. За пять дней накопилось. Разведка соткана не только из зрительных наблюдений, но еще из захваченных документов, их расшифровки. Разведка — тонкая работа. Например, для нашего соединения вот эти бумаги не имеют значения, тогда как в Москве они прольют свет на скрытые замыслы врага. А нам надо знать немного — где враг, сколько у него оружия, слабые места его обороны и, пожалуй, все.