Женщина осталась в магазине. Мы прошли во внутреннюю дверь и по темным запутанным коридорчикам и лесенкам поднялись на четвертый этаж в маленькую, убого обставленную каморку. «Неказисто живет торговец золотыми изделиями, — подумал я. — Что он за человек? Бывший грузинский князь или бакинский нефтепромышленник, удравший сюда после революции? Зачем он затащил меня в эту дыру?»
Незнакомец подвинул мне стул и опять стал допытываться, кто я такой и как попал во Францию. По-русски он говорил хорошо, правда, с каким-то южным акцентом. Но не зря говорят: кто обжегся на молоке, тот и на воду дует. Я отвечал ему осторожно, стараясь не обмолвиться лишним словом.
На стене висела большая карта Европы, на которой приколотая булавками красная нитка обозначала линию фронта. Во время разговора я украдкой взглядывал на нее — хотелось запомнить, где проходит фронт, чтобы рассказать ребятам. Хозяин, заметив это, вдруг поднялся и вышел. Мне показалось, что он сделал это для того, чтобы я мог рассмотреть карту без всякой опаски. Я тут же этим воспользовался. Через несколько минут он вернулся в сопровождении старушки, которая несла поднос с угощением. Мне предложили поесть. И здесь впервые за многие месяцы я утолил свой голод.
Мне нельзя было отлучаться надолго. Я сердечно поблагодарил хозяев и сказал, что дольше оставаться у них не могу, что мне пора идти, а то могут быть и для меня, и для них неприятности. Они дали мне сверток с продуктами и сигарет. Петляя по тому же темному лабиринту, мы вышли в магазин. Прощаясь, его владелец крепко пожал мою руку и пригласил обязательно заходить к нему, когда я снова приеду в Безье.
Эта встреча обрадовала меня… и обеспокоила. Новый знакомый отнесся ко мне по-дружески, но все же меня одолевали сомнения: «А может, он не такой, каким показался? Может, ловко играет в добряка, а сам заманивает в какую-нибудь ловушку?» Я восстановил в памяти весь наш разговор и, убедившись, что ничего лишнего не сказал, успокоился.
Мы по-прежнему долбили известняк, подстегиваемые окриками: «Шнеллер! Шнеллер!» Но в короткие минуты отдыха я все чаще засматривался на дальние холмы и горы с террасами виноградников и густыми зарослями маки. Маки — это вечнозеленые кустарники. Однако у этого слова появилось второе значение — так называли французских партизан. Маки-кустарники укрывали маки — участников движения Сопротивления Франции, спасали их от преследования, давали возможность устраивать засады и подкарауливать оккупантов на горных дорогах. Из этих кустарников партизаны, возглавляемые таинственным Мануэлем, совершали дерзкие налеты на раскиданные по побережью немецкие гарнизоны. Слухи об их вылазках доходили и до нас. «Хорошо бы уйти в маки! Стукнуть ломом по башке вон того очкастого ефрейтора, что ходит поодаль, и — в горы!.. А дальше что? Французского языка я не знаю — как найти маки? А может, владелец ювелирного магазина знает?» — думал я, глядя на далекие горы.
Через неделю или две — сейчас уже не помню — меня вторично послали в Безье. Едва я вошел в магазин (а не зайти я, сами понимаете, не мог), как хозяин тотчас же закрыл дверь на ключ. Мы опять поднялись в ту же каморку. Он подвел меня к карте и очень подробно обрисовал положение на фронтах. Выводов он никаких не делал, но из его объяснений не трудно было понять, что фашистская Германия обречена на поражение. Тут я не постеснялся и прямо спросил его:
— А на чьей стороне вы? Кто вы?
— Я — француз, — ответил он кратко.
— Это ваш магазин?
— Да. А вы кто? — спросил он в свою очередь. — Кем были в армии?
Сказать или не сказать?.. И я решился открыться первым, сказать ему то, чего никому не говорил за все пребывание в плену.
— Я — бывший политрук и комиссар батареи Козлов. На фронт нас ушло семь братьев. Шестеро по ту сторону, а я один — по эту. Так случилось!
— Что вы сейчас делаете на побережье?
Я подвел его к окну и показал на соседний двор, где мои товарищи грузили на машину колючую проволоку.
— Не хочу больше это делать!.. Не могу! Помогите мне уйти в маки!
Хозяин внимательно посмотрел на меня и подал небольшой кулек.
— Извините, что маловато, — сказал он. — С продуктами у нас туго, но для вас всегда найдем. Заходите! А с маки я не имею связи, но кое-что постараюсь разузнать… у друзей. Что узнаю, сообщу вам в следующий раз.
Мы попрощались. В душе я унес уверенность, что он связан с партизанами и не признается в этом либо потому, что не доверяет мне, либо не хочет ничего предпринимать, не посоветовавшись с товарищами.
С большим нетерпением я ждал новой встречи с ним.
— Ну, как? — спросил я сразу же, как только мы вновь оказались вдвоем в его каморке.
— Мои друзья хотели бы знать, при каких обстоятельствах вы… попали в плен? Извините, но вы, надеюсь, понимаете, почему их это интересует.
Его прямой вопрос требовал от меня такой же прямоты… И я рассказал ему все, как было.