Несмотря на то что вопрос «кто кого?» в стране был решен в пользу социализма, кулачество как класс ликвидировано, и, следовательно, острота классовой борьбы в значительной мере ослабла, Сталин на январском Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в 1933 году выдвинул неправильный тезис. Вопреки очевидным фактам, свидетельствовавшим о высоком патриотизме советского народа и монолитной сплоченности трудящихся вокруг Коммунистической партии, Сталин утверждал, что «рост мощи Советского государства будет усиливать сопротивление последних остатков умирающих классов» и что «они будут переходить от одних форм наскоков к другим, более резким формам наскоков». Одной из форм таких наскоков остатков враждебных классов, говорил Сталин, является вредительство в общественном хозяйстве. «На этой почве, — заявил он, — могут ожить и зашевелиться разбитые группы старых контрреволюционных партий эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, могут ожить и зашевелиться осколки контрреволюционных элементов из троцкистов и правых уклонистов… Все это надо иметь в виду, если мы хотим покончить с этими элементами быстро и без особых жертв».
Эти утверждения Сталина фактически ориентировали на усиление репрессий в стране.
К XVII съезду ВКП(б), состоявшемуся в январе 1934 года, постепенно сложился культ личности Сталина. Он проявлялся в том, что с именем Сталина связывались все успехи партии и народа в строительстве социализма. Сталин все больше отходил от ленинских норм партийной жизни, нарушал принципы партийного руководства, выходил из-под контроля высших органов партии, ставил себя над ними, оторвался от масс. Отчетливее стали проявляться и отрицательные черты его характера, на которые в свое время указывал Ленин: грубость и бестактность в отношении руководящих работников партии, нетерпимость к критике, администрирование.
Наиболее сильно и в самой уродливой форме культ личности Сталина сказался на состоянии законности и правопорядка в стране. Особенно много было нарушений законности в 1937–1938 годах, когда органами госбезопасности руководил Ежов.
Зловещую роль в необоснованных репрессиях и грубейших нарушениях законности сыграл также втершийся в доверие к Сталину матерый враг советского народа Берия, назначенный вначале заместителем Ежова, а в декабре 1938 года Наркомом внутренних дел. С этого времени и до его разоблачения в 1953 году Берия непосредственно руководил органами госбезопасности.
Чинимые в период культа личности Сталина произвол и беззакония отвлекали органы госбезопасности от борьбы с действительными врагами — шпионами и другими опасными преступниками.
Несмотря на это, после нападения фашистской Германии на нашу страну весь советский народ, в том числе и сотрудники органов госбезопасности, поднялись на борьбу с коварным и жестоким врагом. Советские чекисты при активной помощи трудящихся и воинов умело разоблачали фашистских шпионов, засылаемых в нашу страну в большом количестве. Вражеским агентам не помогало то, что они выдавали себя за пострадавших от гитлеровцев, заблудившихся при выходе из окружения советских военнослужащих, не успевших вовремя эвакуироваться милиционеров и т. д. Не помогала и переброска агентуры в тылы советских войск воздушным путем.
Шпионов и диверсантов немецкой национальности распознать было не так сложно. Другое дело, когда из-за линии фронта переходили, казалось бы, обыкновенные советские люди, а в действительности-то подонки, изменившие Родине.
Вот один из таких примеров.
Летом 1942 года в особый отдел одной из стрелковых дивизий привели обросшего, давно не бритого человека. Он был в потрепанной одежде и рваной обуви. В разговоре с оперативным работником задержанный назвал себя красноармейцем Федюковым и рассказал довольно складную историю своих приключений, якобы предшествовавших переходу через линию фронта.
— В начале июля, — рассказывал он, — во время наступления немецких войск в районе города Себежа был ранен и попал в плен, но при отправке в тыл сумел бежать. Ночью добрался до какой-то деревни, и там приютила колхозница. Но меня не покидала мысль о том, чтобы перебраться к своим, — говорил задержанный.— И как только рана поджила, ушел из деревни и ночью переполз линию фронта.
Все походило на правду. Названный им полк действительно действовал в районе Себежа; в этой части действительно служили те командиры и политработники, фамилии которых он назвал. Подкупало и то, что свой рассказ задержанный закончил как будто искренним восклицанием:
— Я очень рад, что наконец-то очутился среди своих!
И все же подчеркнуто простая и вместе с тем заискивающая манера держать себя, а также словоохотливость этого человека зародили сомнения у оперативного работника. При тщательной проверке его показаний выяснилось, что он является не тем, за кого выдавал себя.
При следующей встрече оперативный работник спросил задержанного:
— Ну, может быть, вы теперь расскажете правду? Скажите, что стало с тем Федюковым, фамилию которого вы присвоили?