Вот партизаны, вернее, подпольщики, действительно практиковали яды в качестве орудия борьбы. Об этом сохранились многочисленные свидетельства как в немецких, так и в советских документах, да и приказы Сталина недвусмысленно рекомендовали партизанам именно этот способ уничтожения неприятеля. В частности, в уже цитировавшемся отчете К.Ю. Мэттэ о деятельности могилевского подполья отмечалось, что «в нескольких случаях довольно удачно были использованы отравляющие яды (на продовольственном немецком складе, в немецких лазаретах, кухнях и т. д.). В самом городе было отмечено несколько десятков случаев отравления немецких солдат и офицеров. Большая часть отравленных продуктов была вывезена на фронт или в части, размещенные вне города». Городским подпольщикам не составляло особого труда раздобыть яды через своих товарищей, работавших в аптеках и больницах, а потом хранить их в собственных квартирах в ожидании момента, когда удастся самому или через сообщников подсыпать отраву в пищу, предназначенную для немцев. Но совсем иное дело – в партизанском отряде. Тут немецкий агент постоянно жил в землянке с несколькими партизанами, от которых почти невозможно было надежно спрятать яд. Да и сохранить его в полевых условиях так, чтобы он не потерял своих свойств, было очень трудно. Кроме того, в небольшом замкнутом коллективе, какой представлял из себя партизанский отряд, где чуть ли не в каждом подозревали лазутчика, весьма непросто было подобраться к котлам, чтобы всыпать туда отраву. Все это немцы хорошо понимали, и поэтому, если и засылали агента-террориста с заданием уничтожить партизанских командиров, то предполагали, что для этой цели те используют табельное огнестрельное или холодное оружие, которое будут иметь наряду с другими бойцами отряда. Чаще же для уничтожения партизанских командиров устраивали засады небольших групп карателей из числа коллаборационистов. В одну из таких засад, как мы помним, угодил комбриг А.К. Флегонтов.
Вот как, согласно отчету разведотдела 17-й немецкой армии, действовавшей на юге Украины, немцы подбирали агентуру для заброски в партизанские отряды: «Как агенты могут быть использованы следующие люди: вовлеченных в истребительные батальоны, часто по указанию комиссара превращали в партизан и направляли в леса. После того, как они ознакомились с порочной жизнью командиров партизанских отрядов: видели их пьянство, разврат, эти люди убегают от партизан и возвращаются домой и заявляются к старостам, местным начальникам полиции или представителям германской армии».
Немцам, по крайней мере, в городах, было значительно легче выявить партизанских агентов и подпольщиков. Здесь всегда хватало провокаторов. Недостаток опыта конспиративной деятельности приводил к частым провалам советских подпольных групп. Так, в начале октября 1943 года в Витебске 703-я группа тайной полевой полиции захватила более 60 подпольщиков с помощью провокации. Сотрудник полиции унтер-офицер Печенкин выдавал себя за руководителя группы агентов, занимающейся диверсиями. Большинство подпольщиков было расстреляно. Те же из них, кто согласился пойти к партизанам в результате провокации Печенкина и его товарищей, были отправлены в концлагерь. Туда попали и те, кто согласился присоединиться к партизанам только под угрозой репрессий с их стороны. 3 человека вообще были освобождены из-за недоказанности вины. Одна же из 63 арестованных была перевербована в качестве агента ГФП и также освобождена. 38 человек расстреляли, а 21 отправили в концлагерь.
Партизанам же практически невозможно было обнаружить засланных к ним вражеских агентов. Ведь такой лазутчик внешне ничем не отличался от обычных новобранцев из числа местных жителей, окруженцев или беглых пленных. В реальных условиях партизанского отряда практически не было никакой возможности проверить его биографию. Не будешь же по каждому новому партизану запрашивать Москву! В отличие от агентов, отправляемых за линию фронта, в тыл Красной Армии, тех, кого засылали к партизанам, никогда не снабжали рацией. Ведь ее не было никакой возможности пронести в партизанский лагерь, а тем более использовать. Нельзя было и обусловить какие-то явки и места встреч. Ведь партизанские отряды постоянно перемещались, меняли места дислокации, и ни агент, ни его хозяева просто не могли знать, где он окажется завтра. Поэтому все немецкие агенты действовали примерно по такой схеме. Внедрившись в отряд, они находились там от нескольких недель до двух-трех месяцев, затем дезертировали и сообщали в ближайшую немецкую комендатуру или полицейский гарнизон все, что им удавалось узнать о численности, вооружении и руководстве отряда и о расположении партизанских лагерей и продовольственных баз. В реальности партизаны могли задержать лазутчиков лишь в тот момент, когда они пытались покинуть партизанский лагерь. Но и в этом случае не было возможности отличить немецкого агента от обыкновенного дезертира. Впрочем, и тех и других партизаны все равно расстреливали.