Шейх Абдулла покупал в России зенитно-ракетные комплексы для ПВО нескольких арабских государств, и, следовательно, имел обширные связи не только среди воротил российской оборонки, но и на самом верху дипломатического корпуса, законодательной и исполнительной власти. С Гараевым эмир просто иногда отдыхал — развлекался в клубах с легкодоступными девицами, катался на яхтах, заключал пари… Вопиющее неуважение рядового депутата Думы к главе дружественного государства не должно было остаться безнаказанным. Оно не вписывалось ни в какие рамки. Русский олигарх зарвался. Думая, что нет на него управы. Он возомнил себя всемогущим. Это гордыня. Она передалась и его жеребцу, который галопировал запрещенными зигзагами, нарушая под хлыстом такого же беспринципного всадника все правила забега.
Эмир промолчал. Он умел молчать, когда сильно злился. Но только тогда месть эмира не знала границ, когда ему приходилось улыбаться в присутствии своих врагов. Когда правоверному мусульманину предлагали выпить шампанское, чтобы отметить победу лжи и несправедливости. Когда смертный, пусть даже очень богатый человек, в лоббистских услугах которого эмир не нуждался, ставил себя выше лидера пусть маленькой, но суверенной страны.
В разгар потасовки ко мне подошел незнакомец, облаченный в белый халат и арафатку, и тихо представился:
— Я знаю о ваших проблемах. Мой хозяин имеет счеты с преследующим вас господином Гараевым. Он выразил готовность оказать вам безвозмездную помощь и предоставить свой личный самолет. Надо спешить. Доверьтесь нам, следуйте за мной. Мы пройдем на посадочную полосу через ВИП-зал.
У меня не было выбора. Я согласился проследовать за арабом, предупредив его по дороге, что не полечу никуда, кроме Кубы…
***
Частный самолет «Falcon 2000» с флагом и гербом крохотного эмирата на хвосте и фюзеляже уносил меня в небо… Глядя вниз, я прощался с мечтой…
Я поднимался ввысь, прощаясь со страной, которая дала мне все — любовь родителей, великолепное образование, востребованность и признание. Там, под облаками, я не раз влюблялся, разочаровывался, пребывал в тоске и снова надеялся. Там я верил. В Бога. В искреннюю преданность и бескорыстную дружбу.
И все-таки, я точно знал, я верил, что когда-нибудь вернусь. Домой. Ибо это моя родина, невзирая на то, что я стал гоним. Родину не выбирают, ее любят. Любят вне зависимости от тех, кто пытается сделать тебя чужим в твоем собственном доме.
Я любил мою Россию. Здесь я родился, и никогда не был чужим. И я не понимал, никогда не понимал тех, кто брал на себя право распределять людей на элиту и изгоев, классифицировать их, ранжировать и тем самым унижать. Эти регулировщики не сомневались, что находятся на самом верху собственноручно выстроенной пирамиды. А ведь эта пирамида и не пирамида вовсе, а незамысловатый склеп, колос на глиняных ногах. Это не дом. Это не многонациональная Россия с ее толерантностью, страннолюбием и православной верой в Господа.
Дай Боже вернуться домой, ибо дом там, где ждут тебя твои родные, где тебе комфортно, спокойно и безопасно. Где никто не станет измерять твой череп и вычислять оттенок твоей кожи. Где тебе воздастся по заслугам твоим перед родиной, а не по приватизации…
Французский самолет арабского эмира нес меня в Новый Свет.
Эвакуатор осуществлял похожую процедуру со стареньким автомобилем марки «опель», перемещая его с несанкционированной парковки у центрального входа в аэропорт на штрафную стоянку. Суммы, находящейся в багажнике «опеля» могло бы хватить на покупку всех автомобилей, пребывающих на данной стоянке, а так же на их тюнинг и аэрографию с последующей продажей для съемок художественного фильма со сценой самой масштабной автомобильной аварии века.