Фронтмен

У Мерседес было что продать — алмазы оказались очень ценными. Огранщик Рикардо заплатил ей за камни приличную сумму. С этими деньгами она явилась к тем самым бандитам, которых всякий раз грубо выпроваживала из своего дома в дни зарплат.

— Чего тебе, женщина? — спросил ее король квартала, золотозубый гангстер с наколкой «Мало Ноче»[34] на всю шею, уже успевший отсидеть и при старых, и при новых властях. — Совсем недавно ты прогнала моих «чиканос» и оскорбила при них меня, а теперь пришла просить помощи, хочешь, чтобы я отомстил за твоего мужа?

— Я пришла по делу, — в ее словах не было и толики заискивания, — Продай мне сильнодействующий яд и пистолет с глушителем.

— Ты сама хочешь расправиться с убийцей Кике? Ты знаешь, кто это сделал?

— Моего мужа звали Энрике. А я пришла не на допрос, а по делу. У тебя есть то, что мне надо?

— А у тебя есть, чем за это заплатить?

— У меня есть больше, чем для этого нужно…

— Пистолет, яд — дело нехитрое… Тебе понадобится профессионал. Не заключить ли нам контракт? Если тебе не хватит денег, мы сможем договориться. Ты ведь теперь вдова…

— Предлагаешь обручиться?

— Почему бы и нет. Мы подходим друг другу — Бони и Клайд, бесбашенная пара гангстеров!

— В твоем рту слишком много золота — я все время буду думать, как бы его продать. Достаточно маленькой сделки. Ну что, ты согласен.

— Амиго, принеси пушку и цианид… — приказал мафиози.

…Время на вечеринке тянулось медленно. Куда-то запропастился Бачо. Мерседес предупредила сына, чтобы он никуда не отходил от мангалов и сторожил мамину сумку…

Генералу представили нового сотрудника посольства США взамен мисс Браун, которая по официальной легенде была переведена на другую ответственную работу в госдеп. Дон Кальдерон высказал свою точку зрения по поводу эмансипации, против которой ничего не имеет против, но признался, что предпочитает женщин, далеких от политических ристалищ.

— Генерал, а что Вы думаете по поводу планов Бразилии вступить в военный союз с Чавесом. Не считаете ли Вы это попыткой создать противовес Североатлантическому Альянсу? — изрек свое предположение янки.

— Я Вас умоляю. Не смешите меня… — ухмыльнулся сеньор Кальдерон, — А если в военный блок к Чавесу попросится Лукашенко, Штаты что, вывесят белый флаг?

— Аргентина точно попросится. Это дело времени. — дополнил свой многозначительный прогноз американец.

— Вот и я говорю, надо было не Багдад бомбить, а Каракас! — резюмировал генерал.

— Весьма не патриотично…

— Зато прагматично.

Во время непринужденной беседы с американским эмиссаром к генералу подошел человек с гарнитурой в ушной раковине, он что-то сообщил сеньору на ухо, после чего дон Диего немедленно оставил гостей на зеленой лужайке и направился в сторону дома.

— Мои собачки, мои крошки… — приговаривал он, ускоряя шаг, и в конце концов, перешел на бег.

У крыльца лежали две бездыханные собаки — гордость его питомника.

Генерал склонился над отравленными тушками, снял перчатку и провел ладонью по складкам вокруг собачьей шеи.

— Найти, кто это сделал, — тихо вымолвил он, закатив глаза. Его взгляд устремился не ввысь, а внутрь, в глубину его сути, туда, где покоилась месть, обрученная с неуемной жаждой власти. Колумбийские «парамилитарес» и секьюрити бросились в мониторную. Генерал проследовал за ними.

— Этих павлинов ряженых мне не надо показывать. — злился Кальдерон, — Обслуга. Незаметные халдеи… Стоп. Вот эта официантка. Чего она так суетится? Только тихо… Приведите ее ко мне. Тихо, я сказал.

Мерседес, обезумевшую от исчезновения Бачо, окликнул тяжелый мужской бас:

— Вы забыли поднос с фуагрой…

— Да, — только и ответила женщина. Но ей не велели беспокоиться, взяли под руки и препроводили в ранчо.

Она стояла в просторном холле одна. Вскоре в комнате появился генерал Кальдерон и попросил охрану оставить их наедине. Колумбийские наемники обыскали Мерседес, подали знак боссу, что она чиста, и удалились.

— А я ведь узнал тебя, женщина. Это ты приходила со своим ублюдком на другой день после того, как твой муженек попытался меня ограбить.

— Энрике под страхом смерти не покусился бы на чужое… — Мерседес вытерла руки о форменный фартук и добавила, — На всем белом свете не было ни одной причины, по которой мой Энрике должен был умереть сейчас, когда в нем так нуждается его сын и его жена.

— Этот придурок вечно мешался под ногами. Это свойственно необразованной черни.

— Поэтому он хотел выучить своего сына, чтобы надменный убийца не смел называть его чернью!

Дон Кальдерон ударил Мерседес жезлом. Он рассек ей глаз, но она выпрямилась как гутаперчивая гимнастка и плюнула сеньору прямо в лоб.