Словом, дружба трансформировалась в деловое сотрудничество. Но новая ипостась наших с Валико взаимоотношений родила в моей мнительной душе тревогу. Удержать безбашенного Валико в рамках не под силу было даже мне. В своих действиях он был неконтролируем. Я молил Бога, чтобы в моей жизни не произошло ничего действительно страшного, что потребовало бы вмешательства Валико в полном объеме, с использованием всего разрушительного потенциала его всесокрушающей силы, признающей верховенство лишь за эфемерным и доподлинно известным только мудрецам понятием высшей справедливости.
Как я не сторонился неприятностей, такой момент все же настал. Я обратился к Валико в самый тяжелый в моей жизни период, опасаясь за себя и за него одновременно, попросив его об одолжении в момент полной своей растерянности. Я знал, что мог ему доверять. Я решил доверить ему четыре с половиной миллиона евро. Мой план был не прост, совсем наоборот — очень даже сложен. Роль, что отводилась в нем Валико, на мой взгляд была второстепенной. Я даже придумал, как сделать ее совсем малозаметной и практически невидимой. Мой друг не должен был пострадать…
* * *
Пробки. Эти чертовы московские пробки, проблему которых никогда не решит мэр Лужков, но возможно решат малюсенькие частные самолеты с минимальным разгоном метров эдак в девяносто и посадочными полосами по всему городу. Хотя до этой идиллии как до туристических отелей на Луне — примерно тридцать один год…
Цифра «тридцать один» возникла спонтанно. В руках я сжимал красный пакет с плетеными ручками и логотипом пока еще самого популярного в стране юмористического шоу. В нем лежали пачки с новехонькими сиреневыми банкнотами номиналом в 500 евро. Я знал, что пачек должно быть девяносто, но пересчитывая, все время застревал на тридцать первой. Можно было и не пересчитывать. Кроме меня к пакету пока никто не притронулся.
Я пытался покинуть Москву с четырьмя с половиной миллионами евро в пятницу днем, когда самые шустрые уже устремляются по всем шоссе из города, в сторону Московской кольцевой. Туда, где вместо режущих слух автомобильных клаксонов пока еще можно услышать журчащую трель свиристеля, вместо апокалипсических прогнозов шарлатана Глобы — не ангажированные тщеславием предсказания кукушки, а вместо долбежки клубного хауса — барабанную дробь неутомимого и без «энергетиков» дятла. Правда, я хотел добраться не в элитный коттеджный поселок на Минском, Калужском, Ново-Рижском или Рублевском направлении с целью увидеть белку, наступить босой ногой на ежика или уличить в фальшивом пении дрозда…
Мой случайный водитель — пожилой азербайджанский мигрант с таджикским акцентом, вез меня по Ленинградке в сторону международного терминала аэропорта «Шереметьево». Топографические познания кавказского «Шумахера» могли бы превратить любую трассу в лабиринт. Это к тому, что мой недорогой водитель не дал волю моей панике. На нее не оставалось времени, ведь приходилось все время корректировать маршрут движения его залатанной-перелатанной колымаги, похожей на «москвич» и «жигули» одновременно.
На скромных госномерах моего извозчика буквы-вездеходы «ЕКХ» могли оказаться, и то ненадолго, только в одном случае — при добровольной передаче Азербайджаном каспийских месторождений нефти начальнику московской ГИБДД. Поэтому, в скорости я мог соревноваться лишь с пешеходами, но никак с уже отправленными на мою поимку джипами с завидными регистрационными знаками, на которых кроме российского триколора красовались по три одинаковых буквы и уж, тем более, не с мотоциклистами из гараевского картежа. Эти ребята могли преследовать меня и по встречке…
Что они, собственно, и делали, пока я плелся по обездвиженной вечным ремонтом дороге. Вадим Гараев направил своих людей, снабженных моим улыбающимся фото, во все аэропорты. Патрульные на железнодорожных вокзалах благодаря связям Гараева в высших эшелонах МВД так же получили нужную ориентировку с моей физиономией. Компьютерные взломщики Гараева уже рыскали по поисковым серверам аэропортов и вокзалов. Их мастерство и сноровка не заставили себя ждать. На радость влиятельному заказчику моя фамилия была быстро обнаружена в списках улетающих из Москвы в Гавану, и из Гаваны в Каракас, столицу Венесуэлы.
К слову, рейс в Латинскую Америку, был выбран мной неслучайно. Мне приходилось бывать в этих странах, к политике Кастро я относился с большим пиететом, считая Кубу островом не только всеобщей Свободы, но и своей мечты. Мало кто, даже в среде ближайших моих друзей, знал, что последние мои каникулы в Гавану сподвигли меня на беспрецедентное транжирство, которое основная масса политизированной толпы, убежденной в призрачности социалистического будущего Кубы после близкой кончины Фиделя, сочла бы недальновидностью.