Фронтовая юность

— Что вы, девчата! — возразила Лилия Справчикова. — Видели бы, как Вера Вороного обхаживала. Чувствую, боится, бьет ее, как в ознобе, а виду не подает. Подсадила я ее в седло, а сама думаю: «Ну, Верочка, ни за что пропадешь. Лучше бы уж пешком шла». Понукает она коня: «Пошел, милый». А он стоит. Подала я ей поводья, натянула она их, и лошаденка прямехонько к блиндажу начштаба направилась. Обошла блиндаж раз, другой, третий, фыркнула то ли с горя, то ли со злости, что хозяин не выходит, и зашагала по знакомой ей тропинке. А тропка-то эта в штаб дивизии ведет. Помахала мне Вера рукой: дескать, все в порядке.

Темнело. Вере давно пора было вернуться. Ее подруги не на шутку беспокоились: не случилось ли что? Позвонили в медсанбат. Дежурный ответил, что «вашему представителю все выдано по разнарядке» и что «три часа тому назад представитель на лихом коне убыл в полк».

От медсанбата до санроты полка около пяти километров. Не три же часа ехать, да еще на коне? Что-то с Верой неладно.

Между тем к палатке, где должно было состояться комсомольское собрание, уже подходили комсомольцы. Пришла и Катя Гусева — на собрании будет рассматриваться ее заявление о приеме в члены ВЛКСМ. Недавно Гусевой командир дивизии вручил орден Красного Знамени: в прошедших боях она вынесла вместе с оружием более ста двадцати раненых.

Открытие собрания задерживалось. Комсомольцы решили просить командира роты организовать розыски Лидванской. Он выделил пять человек во главе с Тосей Михайловской. Девчата взяли на всякий случай бинты, йод и пошли по тропинке, ведущей к штабу дивизии.

Что произошло с Верой Лидванской, я узнал от связиста сержанта Николая Столярова. Без пилотки, с головы до ног в глине, в порванной гимнастерке, он, как бы извиняясь за столь необычный внешний вид, сказал: «Связь тут недалече проверял… Вижу: барахтается кто-то в воронке от бомбы вместе с конем… Да вы не беспокойтесь. Вытащил я вашу аптекаршу… В роте она. Доставил как полагается… Пить коняга захотела. Подошла к воронке, поскользнулась и вместе с грузом — вниз… в самую глубину скатилась. Вытащил… А насчет медикаментов не сомневайтесь. Все как есть налицо.

* * *

Лидванская зачитала заявление Кати Гусевой о вступлении в комсомол.

Отважная санитарка чувствовала себя на собрании, как на большом празднике. На ее щеках играл румянец, глаза горели. По просьбе комсомольцев Катя рассказала о себе. Казалось бы, какая у девчонки биография. Но когда Гусева рассказала, что она дочь прокурора и что ушла из дому на фронт без ведома отца, оставив в почтовом ящике записку: «Папа, жди с победой. Твоя Катя», — Тамара Пирогова воскликнула: «Отчаянная у тебя голова, подружка!»

Кате задали несколько вопросов. Вспомнив разговор у Елина в первый день пребывания в полку, я попросил рассказать, как она взяла в плен гитлеровца.

— А чего тут такого? — небрежно отозвалась она, как будто речь шла о самом обыкновенном, не стоящем внимания деле. — Шла ночью одна на передовую — надо было сделать перевязку бойцу. Вдруг вижу, кто-то идет по брустверу. Думаю: «Храбрец какой. Дай попугаю». Дала очередь из автомата и слышу в ответ немецкую речь. Тут уж я сама испугалась: то ли кто-то решил попугать меня, то ли взаправду передо мной фашист. Успела подумать: шутить так шутить. Выскочила на бруствер и что есть мочи крикнула: «Хальт» — и для пущей важности еще раз автоматную очередь дала. Гляжу, брякнулся детина на землю. За спиной — термос. Пригляделась — не наш термос, не нашего покроя шинель. Выходит, дело нешуточное! Что делать? Командую ему «встать» и «хенде хох», а сама автомат наготове держу. Поднялся гитлеровец, руки вверх держит. Так и привела его в стрелковую роту. В термосе оказался кофе. Перевязала раненого, попила немецкого кофейку с ребятами и возвратилась в санроту.

— А как же гитлеровец в наши траншеи забрел?

— Потом уже мне рассказали, что шел к своему передовому охранению, да заблудился.

Слово взяла Тамара Пирогова. Она говорила о Кате как о пламенной патриотке и внесла предложение принять ее в ряды Ленинского комсомола.

Потом вдруг завела речь о недостатках.

— Это почему же, комсорг, бойцы индивидуальные пакеты на ветошь используют? — обратилась она ко мне. — Не знаете, да? Была я сегодня в первом батальоне, а там винтовки да автоматы бинтами чистят. Спрашиваю у Кольцова: «А если тебя ранят, чем перевязку делать будешь?» А он только посмеивается. «Эх, — говорит, — сестричка, бинт-то стерильный, а винтовка тоже чистоту любит. А насчет того, ранят или нет, — видно будет». Ведь это же безобразие! — воскликнула в заключение Тамара и выжидательно посмотрела на собравшихся.

Я пообещал принять меры, но в душе порадовался за Кольцова. Давно ли командир полка ему за грязную винтовку взбучку давал. Перемена произошла с человеком. Он еще не стал дисциплинированным — индивидуальный пакет использовал не по назначению, но о винтовке заботится. Это уже хорошо.