Фронтовичка (СИ)

Матвей. Он умер. На следующий день, как ты уехала…

Мария. А с ней ты на какой день снюхался?

Матвей. Что ты сказала?

Галина. Давай, гноби его, Машка, гноби! Дави гниду!

Марк Анатольевич. Галя! Пойдем отсюда! Не вмешивайся.

Галина. Ага! Щас! Сам иди, если тебе все в порядке кажется. А я с Машкой буду!

Матвей. Галина Сергеевна, ты бы хоть при матери не возникала.

Галина. Чего ты матерью прикрываешься?

Нина Васильевна. А я думаю, это их дело, сами пусть разберутся. Ты не лезь, Галина.

Марк Анатольевич. Я с вами согласен.

Мария (видит трех облезлых учительниц, притихших у дверей актового зала, где шел педсовет). Чё столпились? Чё, заняться нечем? Марк Анатольевич! Миленький! Объясните им, ради бога, что это здесь моё, только моё единоличное дело! Уведите их! Марк Анатольевич!

Марк Анатольевич. Понятно всё… Галина!

Галина. Я-то останусь!

Учительницы пятятся в актовый зал.

Мария. И Ленку тоже!

Марк Анатольевич. Лена, пойдем. (Уводит девочку.)

Ленка. Пистолет! Мария Петровна!

Марк Анатольевич закрывает актовый зал изнутри.

Галина. Правильно, Ленок! Ну, щас Машка тебе прикурит, родословная!.. И я добавлю.

Александра. Матвей, сколько мне терпеть это всё? Мне есть куда вернуться, могу прямо щас на вокзал.

Матвей. Успокойся, я сказал…

Галина. Правильно рассуждает, чё ты ее успокаиваешь?

Мария. Матвей, такой смиренный ты… Такой шелковый… Пригладили тебя, прилизали — волосок к волоску. Полинял… Рука не болит?

Молча запихивает ему за шиворот его же письмо.

Матвей. Ты не поняла ничего… Это же я о тебе написал, как будто руку отняли… Надеялся, что почувствуешь.

Галина. Рука — вот подходящее сравнение для бабы…

Матвей. Побоялся прямо сказать — вдруг с собой что-нибудь сделаешь, малышка…

Мария. Зря боялся. Не сахарная. А вот Шурочку свою обереги — она у тебя бледненькая.

Александра слоняется по коридору, накручивает косички на пальцы.

Мария. Чистенькая такая, аккуратненькая… Не запылилась даже.

Матвей. Ее отец погиб…

Галина. Хочешь, эта родословная у меня огребет?

Мария. Оставь, Галина, пусть идут.

Матвей (Александре). Чё ты ешь?

Александра. Штукатурку.

Матвей. Штукатурку?

Александра. Ну, хочется мне!

Мария. Значит, она у тебя уже и штукатурку ест? Я тоже ела… Отколупывала в штабе. Помнишь? Безумно хотелось штукатурки… Не судьба.

Нина Васильевна. Господи!

Мария. Какой месяц носит?

Матвей. Четвертый.

Мария. Значит, давно снюхались.

Александра. В ноябрьские праздники, если вас так интересует.

Матвей. Шура, не лезь!

Александра. Скорее, Матя, я замучилась…

Матвей. Александра в положении, Маш. Ребенок мой. Я перед ее матерью за него головой отвечаю. В последний раз обнимешь хоть? (Протягивает к ней руки.)

Галина. Не надейся.

Мария. Обниматься не будем. Я все понимаю. Мы с тобой — глотки луженые, бессмертные. А она — девчонка совсем. Школу-то закончила?

Матвей. Маш, ей уже девятнадцать!..

Мария. Неважно. Завтра за вещами приду. Гимнастерка там, кружка… На костре эту кружку сколько раз коптили с тобой, пальцы обжигали… Отскоблю хорошенько — будет как новая.

Нина Васильевна. Ты у нас останься, дочка…

Мария. Нет.

Нина Васильевна. Где жить-то будешь?

Мария. Здесь. В танцклассе Дома культуры имени Розы Люксембург. Матрасик постелю.

Матвей. Чё прибедняешься, живи, пока все устаканится…

Галина. Ага, чтоб еще Машка с твоей родословной в одну уборную бегала?

Нина Васильевна. Помолчи! (Марии Петровне.) Я к тебе привыкла, дочка…

Мария. Завтра приду за вещами. Сделайте так, чтобы в дома была только Нина Васильевна.

Матвей. Хорошо.

Нина Васильевна. Я тебя ждать буду, Маша…

Матвей. Если тебе нужна будет помощь, продукты…

Конец первого действия

Действие второе

Сцена первая

Большое окно распахнуто в ясный щебечущий весенний день. У окна курит Мария. Весна за подоконником не радует, и Мария Петровна стряхивает в нее пепел папиросы «Беломорканал». В углу танцкласса — вещмешок, матрас и граммофон. Из коридора прибегают вспотевшие босоногие девчонки. Мария Петровна по-прежнему курит.