Фронтовой дневник эсэсовца. «Мертвая голова» в бою

Свисток выдергивает нас из сна: «Подъем!» — раз­носится по спальным помещениям. Пять часов утра. В окне виднеется учебный плац в густом утреннем тума­не. В этот час еще холодно. В одних спортивных трусах и тапочках, выданных вечером, выбегаем на улицу. Хо­лодный туман обдает нас словно холодный душ из род­ных горных источников. Десять минут гимнастики, а по­том пробежка до ближайшего леса. Возвращаемся и бежим в умывальник, чтобы холодной струей воды смыть с тела пот и песок. Я, как самый младший, сразу же удостоен чести быть одним из первых разносчиков кофе. Вооружившись двумя кофейниками, мы отправи­лись на кухню, чтобы получить горячий «негритянский пот» из котлов. На завтрак полагалась еще булочка из пшеницы грубого помола с кусочком сливочного масла. В семь часов — утренняя проверка. Это наше последнее построение в нашей старой доброй гражданской одеж­де. На вещевом складе нам подбирали «барахло». Млад­ший кладовщик, шарфюрер с манерами чисто граждан­ского человека, с подбором обмундирования не особо затруднялся. Он сунул каждому из нас в руки белье — белые тиковые кальсоны и рубаху, бросив короткий взгляд вниз, с грохотом пошвырял каждому под ноги по паре огромных сапог, налепил каждому на голову поле­вую кепку, кинул галстуки, носки, тренировочные костю­мы, которые носило не одно поколение. Мы приехали не из нищей страны, и хотя были не слишком притязатель­ны, такого всё же не ожидали. Нам было совершенно ясно, что нас, как рекрутов, не оденут во фраки и цилин­дры, но выдавать нам эти обноски формы было созна­тельным унижением. Тиковые кальсоны доставали мне только до середины икр, куртка свисала почти до колен, кепка падала на глаза, а края голенищ сапог били под коленки. Я осмелился противиться переодеванию в эти смехотворные обноски, но получил взыскание, и мне приказали, держа все вещи в руках, сделать сто присе­даний.

Заканчивая свое спортивное задание, я наблюдал, как в одевании участвует помощник кладовщика, тип рыхлого телосложения, только что закончивший рекрут­ское обучение. Одному зальцбуржцу из Верхнего Пинцгау, недоверчиво осмотревшему свои форменные при­надлежности и потребовавшему подходящие сапоги, он буркнул что-то про «народ идиотов». Слова еще висели в воздухе, а он уже успел получить хороший удар в ухо. Это было настолько неожиданно, что я на некоторое время прекратил свою «гимнастику». Подскочил взбе­шенный шарфюрер и заорал на залыдбуржца так, что за­брызгал слюной ему лицо. Франц Хубер (так звали пар­ня) в ответ на ругань не сказал ничего, спокойно утер брызги слюны и удовлетворенно смотрел на собираю­щихся с силами «пруссаков», которых он все же впредь заставил держать свои выражения при себе, пока пред­ставители его племени не покинут зону слышимости.

Франца записали и подали на него рапорт. Целая кипа рапортов за сутки! Наша рота стала, наверное, «черной овцой» в полку. Вчера — попытка разговора с заключёнными, сегодня — «самосуд».

Когда мы покинули вещевой склад, то походили ско­рее на карнавальных клоунов, чем на будущих защитни­ков страны. В тяжеленных сапогах по песку двигаться было почти невозможно, а смехотворное обмундирова­ние угрожало подорвать наш юношеский энтузиазм окончательно.

Но, чтобы выразить разочарование, у нас не оказа­лось времени. Когда мы вышли на улицу, нас в прямом смысле смешали с песком. Происшествие на вещевом складе получило свое продолжение. Мы топали как су­масшедшие по учебному плацу то туда, то сюда, ложи­лись и вскакивали. Гражданская одежда постепенно ис­тиралась о плац. Пот мелкими грязными ручейками струился по лицу, от тел шел пар, как от вспаханной пашни, ноздри забились черной пылью, на белках глаз проступили красные жилки, и дыхания не хватало для того, чтобы выругаться. И снова «Встать! Шагом марш! Ложись! Встать! Шагом марш! Кругом марш! Ложись!» Остатки гражданской одежды наполнились шлаковой пылью и песком. Солнце припекало и приклеивало по­том белье к телу. Несмотря ни на что, у всех нас была одна цель: не сдаваться. Быть крепче и жестче, чем того ожидает проклятый муштровальщик. Мы чувствовали общность и принимали действия каждого.

Несколько фюреров с кромки плаца следили за на­шими стараниями. Худой невысокий человек отделился от группы и медленным шагом пошел к нам. Унтершарфюрер подал команду «Смирно!», мы повернулись фронтом к офицеру и замерли. Мы познакомились с унтерштурмфюрером Градлем во время утренней про­бежки по лесу и видели, что этот человек состоит только из мускулов и жил.

Его лицо отражало жесткость и властность. Наш унтершарфюрер доложил о причинах муштры. Унтерштурмфюрер Градль молча посмотрел на нашу грязную гражданскую одежду и приказал закончить штрафные упражнения.

«В полукруг!» Мы обступили офицера полукругом.