Читаем Фронтовые ночи и дни полностью

Через полчаса мы были на огневой позиции. Ночь уже полностью овладела пространством. Сделав разбивку под каждую машину в соответствии с заданным направлением стрельбы, набив колышков с белыми лентами, мы не раз уходили на дорогу и снова возвращались, чтобы шоферы и командиры орудий потренировались находить свое место. После очередного неуверенного поиска в темноте Щетинин предложил забить такой же кол с белой повязкой и на повороте с дороги. Так и сделали.

Я предупредил всех командиров орудий и шоферов:

— Помните: ведущий — Щетинин. Ориентируйтесь по его машине. Каждая очередная боевая машина становится в десяти метрах правее предыдущей.

Около полуночи мы закончили подготовку. Луны не было, небо затянуто облаками — ни звездочки. Через три часа, едва начало сереть, мы батареей выехали на огневую позицию. До нее было километра три-четыре. Едем без света. Дорога почти неразличима в серой степи. Изо всех сил напрягаем зрение. Щетинин высунул голову в окно, я стою на подножке справа. Выезжаем на сопку. Немцы начинают нас обстреливать из пушек. Видимо, наши боевые машины на фоне неба отчетливо видны. Чуть спустились — обстрел прекратился.

Наконец Щетинин резко и уверенно сворачивает влево с дороги. За ним следуют остальные три боевые машины. Наводчики на ходу начали поднимать направляющие — дальность стрельбы максимальная. Нас снова начали обстреливать. Хорошо еще, что в темноте противнику трудно вести прицельный огонь.

— Готово! — кричит Василий Федорович во всю глотку и резко нажимает на тормоза.

Я тут же соскакиваю с подножки с буссолью в руках. Машины дружно занимают свои места: ночная тренировка не прошла даром. Утро, светлеет, и мы со своими машинами уже хорошо просматриваемся — огонь противника усиливается. Расставив буссоль и торопливо скорректировав угломер, я буквально ору — «Огонь!»

Установки тут же взревели — и сноп огня полетел в сторону немцев. Но и противник обрушил на нас шквал снарядов. Однако дело было сделано. Мы успели дать залп, с места лихо развернулись и скрылись за сопкой. Задание командования батарея выполнила успешно…

Между тем война продолжала катиться на запад. В феврале 1944 года противник, сосредоточив крупные танковые механизированные силы севернее Звенигородки, начал контратаковать с задачей прорваться к окруженной группировке своих войск. Полку предстояло совершить трудный марш в условиях распутицы и бездорожья.

Бойцы нашей 2-й батареи, отмечалось в приказе, были награждены за подбитые в недавних боях немецкие танки — 9 штук и самоходки — 2 штуки. За этими сухими строчками приказа стояли дни и ночи нечеловеческого напряжения, отваги и самоотверженности.

Полк спешно, своим ходом перебрасывается в район, где в окружении находилось около десятка немецких дивизий. Немцы стараются любыми способами освободить свою окруженную группировку.

Страшное бездорожье. Временами идет дождь, иногда мокрый снег, хлопьями чуть ли не в ладонь величиной. Расстояние не такое уж большое для машин — около ста пятидесяти километров от Борщаговки, где дислоцировался полк, до Медвина. Но чернозем толстой лентой наворачивается на колеса и даже мощные «студебекеры», на которых смонтированы наши установки, не в состоянии двигаться. Танки, хоть и медленно, но ушли вперед, мы же за сутки преодолели всего пятнадцать километров. Дивизион на марше растянулся на два километра. «Студебекеры» на переднем мощном буфере оборудованы лебедками, но и они не могут помочь: в степи не за что зацепиться. Весь дивизион, около ста пятидесяти человек, поочередно тащил тросами боевые установки, как бурлаки баржи. Солдаты выбивались из сил. Шоферы с остервенением материли хлебородную, черноземную украинскую степь. Все — и бойцы и командиры — были грязными и мокрыми.

Перед дивизионом вдруг возникла опасность впервые за всю войну не выполнить боевой приказ — не прибыть к назначенному сроку в пункт сосредоточения — село Медвин.

И тогда командир дивизиона майор Аверьянов собрал командиров батарей, взводов и шоферов на совет. Благо, облачность была низкой, все время лил дождь или падал снег, авиации противника не было.

— Товарищи, — обратился майор к подчиненным, — давайте искать выход из создавшегося положения. Солдаты падают с ног от усталости, но, как видите, мы почти не двигаемся.

Все понуро молчали. Водители — ребята со стажем, прошли практическую школу на довоенных сельских дорогах, а сейчас стояли мокрые, грязные, суровые и молчали.

— Однако, ехать надо, — обронил Мункуев.

— А как ехать-то?

— И лебедкой зацепиться не за что.

Молчание затягивалось. Было даже слышно, как трещит махра в солдатских самокрутках.

— Ну что, мужики, неужто нет предложений? — снова заговорил командир дивизиона.

— Есть предложение, товарищ майор, — отозвался Щетинин. — Нужно машины объединить группами по пять — семь — сцепить их короткими тросами. Один забуксует, другой его дернет, третий толкнет. Медленно, но двигаться будем. И солдаты чуток отдохнут…

Простота мысли вначале всех ошеломила. Потом раздались бурные возгласы одобрения. Майор сжал Щетинина за плечи:

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное