Фронтовые повести

— Извините… Больные в доме. «Молодец дядя!» — похвалила Майя.

— Свети, — приказал вошедший. — Не стоять же здесь! Показывай куда идти.

Дверь распахнулась, и на пороге показался громадного роста человек с винтовкой. При свете лампы Майя разглядела на рукаве ночного гостя белую повязку. Это был самый обычный городской полицай, вооруженный трофейной русской трехлинейкой.

Загораживая ладонью свет, Илья Филиппович разглядывал неожиданного посетителя. Полицай был в подпитии и угрюмо шарил по углам глазами.

— Кто еще в доме? — спросил полицай.

— Племянница. — Илья Филиппович переступил босыми ногами на холодном полу.

— Вижу, — процедил сквозь зубы страж порядка.

Он скользнул глазами по затаившейся под одеялом девушке, плотнее прикрыл дверь и уселся за стол, поставив винтовку между колен.

«Что привело его? — недоумевала Майя, со страхом наблюдая за ним. — И почему один?» Обычно полиция вваливалась целой оравой. И все же ни дядя, ни мало что соображавшая Майя не ждали от одинокого полицая ничего хорошего. Поэтому они не поверили своим ушам, когда ночной гость вдруг произнес: «Веер». С минуту в комнате стояло напряженное молчание.

— Простите… — проговорила наконец Майя, спуская с постели ноги.

Полицейский, дружелюбно поглядев на изумленных хозяев, снова, но уже мягче, повторил условный пароль.

— Господи… — только и проговорила Майя, переводя дух.

— Дайте-ка напиться, — попросил полицейский, поставив к стене винтовку. Он стянул с головы шапку и приготовился передохнуть как человек, проделавший трудный путь.

Илья Филиппович схватил ковшик и направился в сени, полицейский окликнул его:

— Простынешь. Надень хоть калоши, — и указал на его босые ноги.

— А ведь и то правда! — спохватился Илья Филиппович, доставая с печки подшитые валенки. — Напугал-то, черт! Я уж и вправду подумал — полиция.

Полицейский жадно вытянул целый ковш ледяной воды.

— Может, еще? — спросил Илья Филиппович, желая угодить гостю.

Полицейский искоса взглянул на него.

— Шутишь, дядя? Давайте-ка, что у вас там. Долго сидеть некогда.

— Служба?

— Дела, — ответил полицейский.

Майя нырнула под одеяло и, покраснев, попросила:

— Отвернитесь, пожалуйста!

Гость изумился, но послушно переместил на табуретке свое большое тело.

— Вот еще! — проговорил он, удивляясь непонятной прихоти молодой хозяйки.

Достав карту, Майя протянула ее полицейскому.

— Пойду, — густым голосом проговорил он, натягивая шапку и вскидывая винтовку на плечо.

Спросить о чем-либо посланца Майя не имела права, однако изумление ее было так велико, что даже провожая уходившего в ночь связного, она все время таращила глаза на ненавистную белую повязку — клеймо иуды.

Впоследствии она узнала, что связным, приходившим ночной порой на квартиру за картой, был комсомолец Сергей Стародубов, по заданию подпольщиков поступивший на работу в полицию.

Чтобы получить нарукавную повязку полицая, следовало задобрить секретаря волостной управы. И хоть Сергей знал, что секретарем работает тоже подпольщик, его бывший учитель Михаил Тарусин, он стал добиваться благосклонности начальства: «сунул» ему через знакомого полицейского взятку — сто оккупационных марок. Взятка «возымела действие». Тарусин сам продиктовал ему подробную анкету: где учился, работал. Затем Сергей написал заявление: «Желаю служить великой Германии…»

— Черт знает что! — выругался он, с отвращением бросая ручку.

— Пиши-пиши, не болтай! — прикрикнул на него секретарь управы.

— Как только наши двинутся, нам же первым соседи головы поснимают!

— Глупости ты говоришь, — упрекнул своего ученика бывший учитель Михаил Тарусин, разбирая накопившиеся на столе бумаги. — Кому положено, те о нас все знают.

— А до того времени не укокают?

Не поднимая головы, Тарусин спокойно ответил:

— Могут.

«Шутит?»— удивился Сергей, поглядывая на невозмутимого чиновника. Но Тарусин не был расположен к шуткам.

— Не в дом же отдыха устраиваешься, — сказал он новоиспеченному полицаю. — Сам понимать должен.

— Да я ничего, — забормотал Сергей. — Обидно все же от своих гибнуть.

— Иди слушай, ступай! — поморщился Тарусин. — Некогда мне с тобой…

В тоне секретаря волостной управы прозвучали знакомые учительские нотки.

— С завтрашнего дня на работу, — предупредил он Сергея, когда тот направился к двери. — И учти — к начальству отвыкай соваться. А то привыкли: «Михал Андреич, Михал Андреич»… Я теперь для вас не Михал Андреич, а… словом, сам понимать должен. Власть переменилась! — Не выдержав, он подмигнул Сергею. — Трепет, трепет должны испытывать перед начальством! Ясно?.. А теперь — шагом марш! Когда понадобишься, сам вызову.

У секретаря управы забот по горло. Немецкие власти требовали исправного взимания налогов, присылали разнарядки на сбор среди населения теплых вещей, постоянно напоминали, что великой Германии требуются рабочие руки. День Михаила Тарусина проходил на глазах односельчан: он исправно нес свою службу. Однако с наступлением темноты, когда деревня погружалась в сон, секретарь управы собирал своих тайных единомышленников. Подпольная организация начинала действовать.