Фронтовые повести

На улице было пустынно и тихо. Дома стояли слепые, сквозь ставни не пробивался на улицу ни один лучик. Даже в гестапо, где обычно всю ночь ярко светятся окна, было темно. Тишина летней ночи успокаивала. Ивану Михайловичу почудилось, что и войны-то никакой нет и что притворялся он бездушным бургомистром не полчаса тому назад, а давным-давно, лет уже, наверное, десять назад…

Он без труда нашел названный Шурой домик. Постучал в дребезжащее стекло один раз, другой… Услышав чей-то приглушенный отклик, спросил:

— Здесь Сережа живет?

— Какой Сережа?

— Сережа Цвирко. Или Валя?

— А зачем они вам?

— По делу.

— По какому делу.

Емельянов промолчал — о чем можно сказать через запертую дверь?

— Привет им хочу передать… От отца.

За ставнем долго молчали; судя по всему, совещались. Потом заскрипела дверь, послышались шаги к калитке, и девичий негромкий голос произнес:

— Проходите, дяденька.

В комнате было полутемно. К самой двери выжидательно прислонился черноглазый смуглый паренек. Женщина, бледная, худая, стояла у стола и, глядя на дверь, машинально терла тряпкой по одному и тому же месту.

Иван Михайлович перешагнул порог, снял шляпу и не мог не заметить, как вытянулись лица у всех, а женщина перестала тереть стол и беспомощно опустила руки вдоль грязного фартука — они узнали бургомистра.

— Здравствуйте, — сказал Иван Михайлович.

После долгого растерянного молчания первой ответила женщина. Дети стояли рядом с Иваном Михайловичем, толстогубые, черноглазые, похожие друг на друга, словно близнецы. Иван Михайлович смущенно оглядел их, помял в руках шляпу, ожидая приглашения сесть, и, не дождавшись, спросил:

— Ну что, учимся?

— Кто же сейчас учится? — недружелюбно сказала женщина.

Немало унижений натерпелся старый учитель за эти месяцы, немало пережил мучительных минут непереносимого, казалось, стыда.

— Ничего, будет еще на нашей улице праздник, — неестественным голосом сказал Иван Михайлович.

Встретили его довольно отчужденно, разговор не шел. «Обдумать надо было, прежде чем идти, старый дурак», — ругнул себя Иван Михайлович и — раз уж пришел — решил действовать напрямик.

— Сережа, мне тебе надо два слова сказать.

— Ну? — ответил парень, не вынимая рук из карманов. — Насчет чего?

Иван Михайлович не успел ответить, его перебила женщина:

— Чего вам нужно от парня? Хоть бы семью пожалели, еле-еле устроился. Нам лишь бы кусок хлеба получить. Не трогайте его! По миру хотите пустить?

Она стала браниться все громче.

— Вам привет от Шуры, дети. А отец ваш жив и здоров, — торопливо сказал Иван Михайлович и, не попрощавшись, вышел.

— Никакой Шуры не знаем, — громко, в спину бургомистру, проговорил парень.

Через два дня в кабинет бургомистра вошла Валя Цвирко. Кроме Ивана Михайловича здесь сидели старосты из деревень, сонно считали мух на горячем подоконнике и ждали прихода коменданта — он должен был провести собрание насчет бдительности.

Девушка остановилась у двери, робко подняла руки к груди, сложила пальцы в пальцы и спросила, не сможет ли господни бургомистр устроить ее на работу.

— Комсомолка небось? — спросил Иван Михайлович.

— Н-нет… Я из Западной Белоруссии…

— Полы можешь мыть? Или картошку чистить?

— Могу.

— Вышла бы замуж за офицера и беды не знала. Красивая девка, а пропадешь зря.

— А вы ее себе в женки возьмите, господин бургомистр, — хихикнул краснорожий староста в белой вышитой по-старинному косоворотке.

— Заработаю на приданое, а потом выйду, — тоненьким голоском продолжала девушка.

— А как тебя звать? — не унимался краснорожий. — Может, я тебя в своей деревне устрою?

Старосты уставились на смазливую девчонку.

— Нет, я хочу в городе, господин бургомистр, — продолжала тянуть Валя, ничуть не смущаясь хамских взглядов и подмигиваний.

— В городе так в городе, — решительно сказал Иван Михайлович. — Проходи к столу! Вот тебе бумага, вот чернила, пиши заявление: «Прошу принять на работу в столовую!..»

Валя прошла к столу, села на краешек стула, взяла ручку, стала ее грызть, глядя в потолок.

— На имя директора.

Валя, мучительно морща лоб, стала водить пером по бумаге.

— Посмотрите, господин бургомистр, правильно? Иван Михайлович взял листок, далеко отведя его от лица, прочитал: «Сегодня в десять вечера зайдите к нам».

— Правильно, девка, правильно. Была бы ты парнем, взял бы тебя писарем. Пойдешь к директору и подашь бумажку. Я тут пишу: согла-сен!

Валя взяла «заявление» и пошла к двери. Неожиданно дверь отворилась, и на пороге появился Дитер фон Гаген собственной персоной. Валя застыла перед ним с бумажкой в руках. Увидев коменданта, старосты поднялись, задвигали стульями, и это громкое внимание отвлекло коменданта от девушки. Оглядев ее с головы до ног украдкой, чтобы старосты не приняли коменданта за женолюба, майор прошел к столу.

Иван Михайлович достал платок и с облегчением вытер мгновенно вспотевший лоб.

…В десять вечера Сергей встретил Ивана Михайловича возле своего дома.

— В хату не пойдем, чтобы мать не знала, — горячим шепотом предупредил юноша.