Фронтовые заметки из Новороссии

Как часто случается в армии, наши тёплые вещи отправили на другую позицию. Провести холодную ночь, да ещё и на берегу реки не очень приятно. Отпросился в посёлок — думал, может, куртку там дадут. Зашёл в один из домов, там семья — двое пожилых и молодая девушка. Настроены очень доброжелательно: дали мне старую тёплую одежду, одеяло, миску помидоров. Я им в благодарность потом отнёс немного консервов. Напоследок с надеждой спрашивают:

— А украинская армия сюда точно не вернётся?

Я пообещал, что не вернётся.

Около 4 часов утра внизу у берега слышатся шелест и тихие голоса. Бужу спящего напарника:

— Тревога! Скажи «Деду».

«Дед» уже в курсе и держит ситуацию под контролем. Оказалось, это двое украинских военнослужащих-окруженцев пытались переправиться через Северский Донец и выйти к своим. Как только рассвело, мы вынудили их сдаться.

Оба из Львова, но при этом разговаривают на чистейшем литературном русском языке. В украинской армии, если верить их словам, оказались по призыву. Одному 20 лет, другому 30. Хорошо экипированы — у обоих удобные и надёжные бронежилеты, совмещённые с разгрузкой, у одного каска. Позже проверили одну из бронепластин. Оказалось, она уверенно держит не только автоматную пулю, но и обычную из пулемёта Калашникова, и пробивается лишь бронебойной пулемётной пулей.

Пленных накормили и передали командованию. Позже, в конце октября, я случайно увидел по телевизору сюжет об обмене пленными, и среди пленных, возвращаемых украинской стороне, узнал одного из этих ребят. Причём в разговоре с корреспондентом он подтвердил, что в плену с ним обращались хорошо.

Разведчица с факультета иудаики

Прибыл командир роты, похвалил «Деда» за грамотно выбранные позиции. Мы продолжаем углублять окопы и следить за противоположным берегом Северского Донца. Следят и за нами.

Несмотря на перемирие, несколько дней вдоль линии фронта регулярно летал украинский разведчик — маленький спортивный самолёт белого цвета с характерным толкающим винтом сзади. Использовать средства ПВО командование запретило, поэтому до поры до времени это сходило «укропам» с рук. Но 11 сентября разведчик опрометчиво подобрался совсем близко. Открываем огонь из пяти автоматов. Самолётик резко разворачивается.

— Сбили! Падает!

Увы, в следующее мгновение становится понятно, что самолёт не падает, а уходит со снижением. Сумели ли мы его достать? Мнения разделились. Оптимисты считают, что машина должна была превратиться в решето. Скептики говорят, что попаданий не было вообще, а если и были, то патрон АК-74 для такой цели слабоват.

Позже из ролика, выложенного на ютубе, мне удалось узнать некоторые подробности этого боевого эпизода. Оказалось, экипаж самолёта состоял из двух человек: лётчика и наблюдателя — студентки Киево-Могилянской академии Марии Берлинской. И попадания у нас были, хотя и не фатальные — перебили тросик к хвостовому колесу, при посадке колесо вывернуло.

Можно лишь удивляться, насколько успешно промывают мозги жителям Украины, если еврейская девушка-студентка, изучавшая иудаику в вузе, добровольно отправилась воевать на стороне идейных наследников украинских полицаев, расстреливавших её соплеменников в Бабьем Яре.

Конечно, жаль, что самолёт не сбили, но и наличие попаданий, учитывая нашу неопытность — тоже неплохой результат. Главное же, пресекли дальнейшие попытки воздушной разведки — повредили аппарат и так сильно напугали экипаж, так что самолёт больше не летал, а у девушки Маши появился серьёзный стимул задуматься о происходящем.

Кроме этого разведывательного самолёта, других летательных аппаратов хунты лично я не видел. Ещё до моего приезда ПВО ополченцев вымело авиацию хунты с неба. Во время августовских выездов на Вергунку ребята из 1-го взвода нашей роты однажды видели вдали два вертолёта. Какие именно, Ми-8 или Ми-24, определить не смогли.

После восьми дней на передовой возвращаемся в Луганск. По дороге видел сожжённый укропский танк и два БТР. На блокпосту у въезда в город большой красный флаг с серпом и молотом. В Луганске по-прежнему нет воды и электричества, но людей и машин на улицах заметно прибавилось.

В казарме тоже есть небольшие бытовые улучшения. Появились лампочки в умывальне, туалете и у дневального на этаже. В туалете кто-то поместил в писсуар старый, ещё советских времён, большой потрет Горбачёва. «Архитектора перестройки», разрушившего единую страну, в Новороссии заслуженно «любят» и «уважают».

Вскоре я вновь выехал на передовую, на те же позиции на берегу Северского Донца. На этот раз всё прошло на удивление тихо, стрельбы на нашем участке не было с обеих сторон. На блокпосту у въезда в Луганск уже два красных флага. Город заметно оживает. Количество транспорта на улицах увеличилось настолько, что не помешал бы светофор или регулировщик. В казарме дали свет, но сотовой связи в городе по-прежнему нет.

Поскольку боевые действия на нашем участке фронта фактически прекратились, выехал обратно в Россию, чтобы вернуться в Новороссию полтора месяца спустя, но уже в бригаду «Призрак».