Фрося. Часть 3

Ах, если бы, только, за последнее время, а то, этих невзгод было столько за всю её незадавшуюся жизнь, по которой она шла напрямик, не выбирая лёгких путей, не боясь оступиться, так мало думая о себе, стараясь максимально обеспечить детей материально, оградить их от забот о хлебе насущном, дать достойное образование, и делала всё, чтобы между собой, у них была дружба и понимание.

Всё получилось с точностью наоборот — мать стала для них не опорой, а назойливой мухой, а по отношению к друг к другу они стали до абсурда равнодушными, и более того, даже враждебными.

Яркий пример — сегодняшний выпад Стаса в адрес любящей его по-прежнему сестры.

Засранец, такого наговорить, и откуда у него такая закосневелая ненависть к евреям, и это в её то семье.

Что повлияло на такого покладистого и уравновешенного парня, каким она его до нынешнего случая считала.

Заделался комунягой, точно, как его папаша, когда пришли в Западную Белоруссию советты, как он гнобил бывших земляков, только за то, что они умели жить на зависть другим, были трудолюбивыми и имели сноровку.

Пусть он спросит у своего легендарного отца, как ему оплатила власть, за которую он горло драл за его подвиги, хорошо ещё, что не сгноили до конца за колючей проволокой.

Ладно, это уже быльём поросло, а сегодня…

Ни Аня, ни Стас даже не вспомнили при разговоре про младшего брата, как будто он и не существует.

Понятно, у них своя жизнь, свои дети, свои хлопоты и, свалившиеся на дочь ужасные неприятности, и всё же…

Никак она не могла сделать скидку на то, что Стас был пьяным, что у него только что родился ребёнок, что он, действительно, боится за свою работу и положение… всё это понятно, но взять вот так, растоптать тридцать лет дружбы между сестрой и братом, и выкинуть её на свалку, только потому, что стала неудобна, и может принести неприятности.

А ведь она не отреклась в своё время от Вальдемара, хотя сколько раз её предупреждали в органах, быть подальше от бывшего ксёндза и дяди предателя Родины.

Интересно, пожалеет Стас о своих гадких словах, о своей пьяной глупости, но ведь говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке.

Последние восемь лет мама Клара, как будто оберегала её от житейских проблем.

Всё происходящее в жизни её детей не виделось в мрачном свете, даже ожидаемый отъезд Ани в Израиль казался закономерным.

С уходом из жизни матери Семёна, будто лопнул нарыв, вся налаженная жизнь рассыпалась, как замок из песка и в завтрашний день даже страшно заглянуть.

С восемнадцати лет она сама принимала решения, сама делала ошибки, исправляла их, и снова ошибалась…

С ранней юности ей не было на кого опереться, а более того, всю жизнь она несла за кого-то ответственность и даже за сыгравших большую роль в её судьбе ксёндза Вальдемара и Клару Израилевну.

Может быть послать всех и всё к чёрту, устроиться на спокойную работу, и жить припеваючи с Сёмкой, потихоньку продавая золото из тайника в кресле Вальдемара, когда закончатся деньги.

Жить, как живут многие — готовить, убирать, стирать и отдыхать в скверике, сидя на скамейке с другими бабками.

От этих мыслей ей стало невыносимо жалко себя.

Она как будто воочию увидела себя этой бабкой на скамейке, читающей книжечку или вяжущей носочки, отмежевавшейся от жизни старших детей и внуков, покинутой, в конце концов и младшим сыном, и слёзы прорвали плотину сдержанности, хлынули по щекам уже не редкими каплями, а потоком, который она уже не могла сдержать.

Фрося даже не заметила, что их автомобиль остановился посредине леса, обступившего дорогу и только касание руки Марка, тронувшей её за плечо, вывело из горьких дум:

— Фрося, выйди из машины и пройдись по лесочку, покричи, повой, постучи кулаками по стволу дерева, а мы с Ритой перейдём дорогу, и тоже пройдёмся, отдохнём от долгого сиденья, и подышем воздухом…

Фрося благодарно посмотрела на мужчину:

— А, где мы находимся?

— Да, уже Смоленск проехали, иди, иди прогуляйся, а потом в ближайшем ресторанчике перекусим.

Фрося послушно вышла из машины и углубилась в лес, по дороге вытирая слёзы.

Постепенно она успокоилась, только щемящая боль не отпускала сердце.

Она глубоко дышала разогретой хвоей и травой, срывала цветочки, собирая их в букетик, гладила стволы берёзок и сосен и слёзы незаметно высохли на её щеках.

Она не стала выть и кричать, лупить по стволам деревьев и топтать не в чём не повинную траву, а вдруг заложила четыре пальца в рот, и как в детстве пронзительно засвистела, спугнув расположившихся на ветвях деревьев птиц.

Нет, она ещё повоюет, она ещё найдёт интерес и смысл в жизни, она ещё очень многим нужна на земле, и ей ещё очень многие нужны, и ещё так много чего хочется…

Спасибо тебе, Марк, ты понял материнскую душу, возможно, понимаешь и женскую, но ты, не мой, не мой, не мой…

Глава 33

В Москву они въехали уже далеко затемно.

Марк высадил возле подъезда Фросю с Ритой, наспех распрощался и уехал в сторону дома, пообещав утром заехать, чтоб отвезти девочку на дачу.