Фрося. Часть 4

Она кивнула служащему, что всё верно и поспешила покинуть мрачное заведение, где она пробыла больше трёх месяцев.

У ворот тюрьмы Фросю встречал Сёмка, одетый в модный овчинный полушубок, справленный ему матерью в прошлом году.

На нём не было головного убора, а на улице в этот момент было не менее двадцати градусов мороза.

Фрося, буквально, задыхалась от этого жгучего свежего воздуха.

От волнения и холода она дрожала, пряча кисти рук в рукава своего уже облезлого свитера из ангорки.

По скрипучему снегу к ней подбежал Сёмка и накинул на плечи одну из её шикарных шуб, а на голову любимый пуховый платок, давнишний подарок от не состоявшегося мужа Семёна Вайсвассера.

Натуральный мех шубы тут же начал согревать тело, а может быть этому в большей мере, сопутствовали объятия с сыном:

— Сыночек, почему ты без шапки, мой мальчик, ты ведь голову простудишь?

— Мамочка не плачь, не плачь миленькая, ведь всё хорошо, мы уже вместе, ты лучше ворчи, ворчи на меня моя миленькая, мне так этого всё это время не хватало.

И он не в силах сдержаться, всхлипнул, как в детстве.

— Сыночек, как тебе не стыдно плакать, ведь тебе сегодня исполнилось восемнадцать лет, ты у меня стал совсем взрослым.

— Мамочка, дороже подарка ко дню рождения у меня в жизни ещё не было и вряд ли будет, мы снова вместе, ты на свободе, ты на свободе…

Мать с сыном не могли оторваться друг от друга, но длинный гудок такси вывел их из эффории встречи.

— Мамочка поехали быстрей домой, это наше такси.

Фрося со страхом переступила порог оставленной ещё в конце августа, запомнившейся разгромленной обыском, квартиры.

Конечно же, ничего не напоминало о том страшном вечере, было чисто, уютно и вкусный запах распространялся из кухни, но чего-то не хватало, и тут до Фроси дошло:

— Сёмка, а где твоя груша? Без неё прихожая теперь кажется пустой.

— Мам, ты ведь её так не любила.

Нет, тут не всё так просто, но выяснение деталей сейчас было неуместным.

А Сёмка уже кричал из кухни:

— Мамуль, я решил, что казённой пищи ты наелась за эти месяцы досыта и поэтому в ресторан не пойдём.

Я сам приготовил для нас праздничный обед, сейчас заценишь.

— Сыночек, я хочу скинуть с себя эти вонючие шмотки, опустить их в мусорное ведро и пол часика поотмокать в ванне. Ты подождёшь?

— Мамочка, что такое пол часа по сравнению с тремя с половиной месяцами?!

Прежде чем пойти в ванную, Фрося быстренько пробежалась по квартире и тут же отметила для себя, что кроме груши, исчезли кресло Вальдемара, и проигрыватель из комнаты сына.

Все вопросы она решила оставить на потом, а сейчас горячая вода, пена и благодатный покой.

После ванной посвежевшая и разомлевшая Фрося зашла в свою спальню и закрыла за собой дверь.

Она скинула халат и осталась стоять обнажённой возле зеркала.

Из него смотрела женщина с печальными потухшими глазами, обозначившиеся морщинки лучиками разбегались в сторону от глаз, чуть поглубже двумя бороздками они пролегли от носа к губам.

Она смотрела на своё тело — боже мой, как она похудела, это конечно неплохо, но не до такой же степени, когда явно выделяются ключицы и тазобедренные кости.

Эх, Марк от такой бабы, наверное, отвернулся бы в одночасье, но ведь она уже на свободе, а это главное, а что такое вес, ещё придётся скоро с ним опять бороться, а обожаемый ею любовник находится в недосягаемой дали.

Фрося с удовольствием облачила тело в нежный материал нижнего белья, ажурные колготки плотно обтянули стройные ноги, бархатное платье бежевого цвета мягко легло на плечи.

Тщательно причёсываясь, она распушила волосы, вплетя туда неизменную голубую ленточку и из зеркала уже смотрела на неё совсем другая женщина.

Фрося улыбнулась своему отражению — мы ещё повоюем, а жизнь с Марком или без, всё равно продолжается, ведь ей есть ради кого жить, да и самой ещё так хотелось вкусить радости жизни, надо поспешить на кухню, а то Сёмка сгорит от нетерпения, да и от вкусных запахов собиралась во рту обильная слюна.

Сёмка стоял в материнском фартуке и мешал в сковородке кусочки свинины с большим количеством лука, хорошо зажаренная картошка поджидала своего часа на другой конфорке, на кухонном столике стояла посередине бутылка с любимым армянским коньяком и обожаемый матерью лимонад «Буратино», а вокруг расположились в вазочках и маленьких тарелочках аппетитные закуски — маринованные грибочки, селёдочка обсыпанная репчатым луком, тонко нарезанная копчёная колбаса и нескольких видов ветчины, но не это бросилось в глаза, а три прибора и три рюмки.

— Сынок, мы кого-то ждём?

— Нет, ждать не будем, но гость обещал чуть попозже подойти.

Фрося не стала допытываться, зная, что это бесполезно, упрямства и выдержки сыну было не занимать.

Сёмка скинул фартук и пододвинул матери табуретку.

— Мамочка, занимай почётное место, ведь восемнадцать лет назад ты произвела на свет своего не путёвого сына.

— Дурачок, самого дорогого и любимого сына.