Фрося. Часть 4

В нашей трудно, а, что в другой?! Вон, какой тут был крутой Марк, а там на такси работает и не находит себе достойного применения, а денежки ведь умеют быстро таять, чем больше их в наличии, тем быстрей они исчезают.

Она отмахнулась от всех этих мыслей и взялась за мойку посуды, надо было освободить стол, чтобы посчитать деньги в двух увесистых пакетах, лежащих среди объедков.

В первую очередь она развернула спасённый с сожжённой дачи.

Она совершенно не имела понятия, сколько в нём может быть денег, ведь спрятанное на даче расфасовывал Сёмка.

Пересчитала — оказалось семнадцать тысяч рублей, невольно присвистнула, неплохо, с голоду с сыном не пропадут точно.

За эти денежки можно и дачу восстановить, и колёса сыну купить и, наверное, ещё кое-что останется.

В том пакете, что она отдавала Владу на хранение, было десять тысяч рублей, это она помнила, плюс в нём были вместе с деньгами запакованы кучка дорогих украшений, но это на крайний случай, если закончатся наличные, заниматься незаконной коммерческой деятельностью ей пока совсем не хотелось.

Закопанное на грядке и спрятанное в печке — это вообще неприкосновенный запас на самый, самый крайний случай или на далёкое будущее.

Где хранить деньги и драгоценности, во многом подсказали милиционеры, делая у неё обыск.

Ясно, что не в квартире, понятно, что не на даче и гараже, лучше всего у надёжных людей, таких у неё не много, но на старую подругу Аглаю и на новую Настю, она могла положиться, как на себя.

Деньги эти на первый взгляд немалые, но как она разучилась за последние годы жить скромно, не ограничивая себя, практически ни в чём.

Марк за время их тесного общения, приучил её жить с размахом, не в чём себе не отказывая, потакая капризам и с любовью к роскоши.

Нельзя сказать, что она была сильно избалованна раньше, то есть, до встречи с Марком, но деньги у неё всегда водились, а точнее, с того момента, как поменяла золотые царские монеты в Вильнюсе.

Денежки то водились, но достойно жить на них, она научилась только за последние четыре года.

Нет, временное содержание под стражей или прямо скажем, тюрьма, не сломали её и не заставят дрожать от страха, уйдя в глубокую тень.

Не будет она бояться пользоваться имеющимися у неё средствами, а тем более, она не хотела ущемлять в них уже взрослого сына.

Ладно, чересчур много мыслей для первого дня после освобождения, надо остыть, осмотреться и, возможно, послушать Марка, сходить на встречу с его другом и съездить после Нового года в санаторий, поднабраться здоровья, веса и спокойствия.

Тянуть не буду, завтра же схожу в то ателье и отыщу того Валерия Ивановича, о котором пишет Марк.

До сих пор её бывший любовник плохого не советовал и она была уверена, никогда к не надёжному человеку не отправит.

Только любопытно, а для чего он её к нему посылает?

Всё, читаю письма от Анютки и в люлю.

Фрося с письмами от дочери перебралась в спальню, застелила свежую постель, облачилась в ночную сорочку из приятного для тела материала и водрузив на нос очки, принялась за чтение.

Один за другим она откладывала листки писем в сторону.

Дочь, как всегда была нежна, внимательна и сентиментальна.

Она с воодушевлением описывала свою научную деятельность, рассказывала в красках о Париже, куда ездила на семинар, про успехи Маечки в школе и, как они с Ривой учат её стихам Чуковского, Маршака и Михалкова.

Скорей всего, Сёмка ответил Ане на второе её письмо, потому что начиная с третьего послания посыпались вопли и стенания, дочь не находила себе места от горя, узнав, что мать находится в заключении.

Из четвёртого письма Фрося выяснила, что Сёмка, как мог успокоил сестру и наказал ей, не предпринимать никаких активных действий в Израиле и в Штатах, чтобы ещё больше не усугубить участь матери, присовокупив к тому, в чём её обвиняют, ещё связь с заграницей.

Завтра она обязательно напишет Анютке, пусть успокоится.

Только в пятом письме Аня написала о том, к чему пришла в отношениях с Мишей:

«Мамочка, мой благородный уже бывший супруг умотал в Америку и мне стало дышать намного легче.

Также глубокой грудью вздохнули все наши близкие, а особенно Рита, она твёрдо решила не ехать с ним и суд пошёл нам на встречу.

Я отказалась от претензий на алименты и поэтому его легко выпустили из страны.

Мамочка, я иногда думаю, неужели я была полная дура, слепая и глухая, как я не разглядела раньше в нём мелкого эгоиста, не слышала в его речах желания только покрасоваться, где на первом месте всегда было только собственное Я.

Прошло две недели, как он уехал, а я всё оглядываюсь, а вдруг он преследует меня и возвращаясь в свою квартиру, боюсь услышать его занудный голос, в котором вечное недовольство, сменяется истеричным криком.

Всё, хватит о нём, начинаю личную жизнь с чистого листа, хотя на неё у меня пока нет совсем времени.

Мамочка, миленький мой мамусик, сердце болит за тебя, но я верю, что всё обойдётся и ты, наконец, сама ответишь мне на письма, хотя я очень благодарна тебе мой братик Сёмочка, что держишь меня, в какой-то степени, в курсе событий.