— Аглашенька, неужели ты ещё не поняла, что наша жизнь ничего не стоит, а ты жалеешь деньги, за которые в нашей стране опасно что-то толковое купить.
Понятно, подобная роскошь мало кому из советских граждан по карману, но мы то можем себе это позволить, так почему отказывать себе в такой радости.
Признаюсь тебе честно, что могла бы без всякого для себя урона сходу приобрести для тебя в Москве даже трёшку, но попробуй только сунуться куда-нибудь с этими деньжищами без связей, тебя тут же загребут.
Если у нас всё здесь прокатит, как мы задумали, ты тоже отхватишь бабок и не мало, так ты даже в своём Таёжном не сможешь развернуться, тут же органы заинтересуются, а где это уважаемая гражданочка бабла отхватила.
Смотри, с какими муками твоя Лида справила свою кооперативную квартиру и это не из-за того, что не было денег, а потому что надо было выстоять огромную очередь.
Ей сердечной пришлось больше десятка лет маяться, живя в двухкомнатной вместе с родителями мужа, его братом и народив двух деток.
В таких скотских условиях, как только детей умудрились зачать.
Ты, Аглашка счастливая мать, не живёшь, как многие другие вместе со своими замужними дочерьми, от них не зависишь, а более того, каждой из них вывалила пухленькую пачечку на улучшение жилищных условий.
Наверное, за это тебя Наташкин муженёк и не терпит, что в ножки должен кланяться, а его обуревает гордыня.
— Фрось, куда это тебя понесло, вот наблатыкалась рядом со своим крутым полюбовничком, впору в Верховном Совете выступать, а не передо мной распинаться.
Можно подумать, я сама всего этого не понимаю.
Прожили с Коленькой тридцать лет в Таёжном, ни в чём не нуждались, не в чём себе не отказывали, а что там можно было себе позволить и для чего.
Мы с ним по советским меркам совсем не хило зарабатывали, ну и что, деньги, как вода, сквозь пальцы протекали.
Ни разу с ним не были на югах, не носили дорогие одежды и не спали на шикарных гарнитурах, и, казалось бы, так и должно быть, ведь так большинство народа живёт и не ропщет.
Я говорю большинство, а ведь, на самом деле, таких меньшинство, а почти все тянут лямку от получки до получки, все деньги уходят на уборную или на водочку, а другие радости видят только по телевизору.
Фрося удивлённо смотрела на Аглаю, та её сейчас явно поразила своей тирадой.
— Ну, подружка, каждая из нас уже лет на пять тюремного срока наговорила.
И они прыснули со смеха, быстро мысленно проанализировав только что сказанное.
Фрося глянула на свои золотые часики, первый подарок Марка:
— Глаха, пора уже одеваться к обеду, пойдём продегустируем гостиничный ресторан, влезай в новые одёвки, подкрась немного мордаху и вперёд.
Женщины не стали сильно разодеваться, но выглядели достаточно презентабельно в новых лёгких платьях, в туфлях на каблуках, свежие, причёсанные и довольные жизнью.
Фрося так и не уговорила подругу надеть одни из её золотых серёжек с бриллиантами.
Та отмахнулась, даже не слушая доводы:
— Да, остань ты со своими побрякушками, век их не носила и не собираюсь, узнают меня и такую.
Конечно, подруги очень разнились своим внешним видом, умением подать себя в нарядной одежде, в украшениях и манерой поведения.
В этом не было ничего удивительного, ведь Фрося за время проживания в Москве поднаторела в этом изрядно, а с появлением в её жизни Марка, так и вовсе превратилась в светскую львицу.
Она часто вспоминала посещение ресторана в Ленинграде в компании Виктора и как она там, изошла сто потами, увидав разнообразные приборы на столе.
Сегодня её этим уже не испугаешь и более того, она умела ловко управляться всеми вилками и ножами, а чего удивляться, двенадцать лет уже москвичка, а какие у неё были учителя…
Фрося категорически отказала подруге в заказе выпивки:
— Аглашенька, с первого дня в гостинице, ты хочешь обратить на себя внимание неприглядным поведением.
Ты, что не понимаешь, что с водкой под обед, мы будем походить на двух старых шлюх, приехавших словить последний шанс на интимную близость.
— Скажешь тоже, но спорить не буду, придётся в этих вопросах довериться тебе, куда там мне, бабке из Таёжного до столичной фифы.
— Аглая, это ирония или шутка?
— Считай, то и другое, а на самом деле, голая правда и не дуйся, я без злости.
После обеда они не стали разлёживаться в номере, а вышли в город, прогуляться по набережной.
С моря дул тёплый порывистый ветер, ероша волосы, поднимая подолы платьев и освежая солёной влажностью лица.
На встречу и обгоняя их вдоль парапета прогуливалось в свете наступающего вечернего сумрака много праздного люда.
Здесь были вальяжные, солидные пары, стайки весело переговаривающихся молодёжных компаний, но главное внимание Фроси привлекали моряки, а точнее, морские офицеры с иностранных судов, которых она узнавала по не русской речи и, безусловно, по внешнему виду.
Последние пару лет Марк настаивал, чтобы Фрося засела за изучение английского языка, утверждая, что он обязательно в жизни понадобится и хотя бы слегка изъясняться, ей не повредит.