— Аглашка, ласки хочется принимать от любимых или любящих, а не от раздутых от самомнения индюков, а именно таким мой бывший зятёк и был, и есть.
— Так, что нового она для себя открыла, что решилась на разрыв с ним, поумнела говоришь, чтоб потом только локти не кусала.
— Аглашенька, чёрт с ним с этим Мишей, у меня с самого начала к нему душа не лежала.
Укатит в Америку, так скатертью ему дорога, у Анютки хоть будут руки развязаны, она такая умница, целеустремлённая и необыкновенной доброты девочка.
Не прошло ещё четыре года, как она приехала в Израиль, а уже выучила язык, подтвердила свой диплом врача и является уже ведущим хирургом, делает сложнейшие операции, а теперь ещё занимается научной деятельностью в области пересадки донорских органов, скоро в Париж едет на какой-то семинар.
И это подруга ещё не всё — Анютка недавно стала хозяйкой четырёхкомнатной квартиры в Телль-Авиве с видом на море.
— Фроська, ты непостижимая дурёха, с такой любовью и гордостью говоришь о ней, а ведь, как не крути, но она тебе не родная и вряд ли ты с ней когда-нибудь ещё встретишься…
Аглая хотела ещё что-то добавить к сказанному, но слова застряли в горле.
Фрося резко поднялась с кресла и мрачно уставилась широко распахнутыми сапфировыми глазами на примолкшую Аглаю:
— Я постараюсь забыть эти гадкие твои слова, ты не оскорбила меня, ты плюнула мне в душу.
От кого хочешь я могла услышать подобное, но только не от тебя, кому я доверялась во всём беззаветно.
На всей необъятной земле вряд ли наберётся два десятка людей, которые знают мою историю с Анюткой и среди них была ты.
Мне очень больно осознавать, что ты так воспринимала мою дочь и заруби себе на носу, ближе и родней человека у меня не было, и нет на свете.
Я её от родной материнской груди к своей приняла, когда ей было всего два месяца и вместе со своим сыном прикладывала к своим сосцам и ценой собственной жизни провела через все годы войны, и замечу, ни где-нибудь, а под самым носом у фашистов, а ты знаешь, какое отношение у них было к евреям и к тем, кто спасал им жизнь.
Говоришь, не родная…
Я такой любви и уважения от своих сыновей никогда не имела, она с десяти где-то лет стала мне не только любящей дочерью, но и закадычной подругой, с которой я могла поделиться сокровенным, посоветоваться обо всех житейских проблемах и она до самого отъезда, могла сесть ко мне на колени и нежно прильнуть к материнской груди, как маленькая девочка…
Фрося говорила и говорила, не сводя своего кипящего взгляда с Аглаи и замолчала лишь тогда, когда хлынувшие слёзы помешали ей продолжить.
Фрося опустилась обратно в кресло и закрыла лицо руками, ей резко расхотелось выливать гнев наружу, она была опустошена.
Аглая тоже не сказала больше ни слова, развернулась и вышла из зала.
За все годы дружбы между ними, это была первая размолвка.
Безусловно, каждая высказалась откровенно.
В разговорах между ними поднимались разные темы и они никогда не стеснялись касаться личного, и порой сокровенного, по отношению к мужчинам, а в обсуждении детей, каждая из них наоборот старалась смягчить накал, если возникали с ними трения, но тут был совсем другой случай.
Наверное, всё же и между близкими людьми есть темы, которых нужно касаться весьма бережно, а не «махать топором в посудной лавке».
Каждая из них отсиделась в своём углу и поостыв, нашли в себе душевные силы встретиться глазами.
Обе старались загладить неловкость, которая возникла в их отношениях, но это у них получалось неказисто, чувствовалась натянутость в словах и поступках.
Вечером Аглая не сказав ни слова, вышла из квартиры и не вернулась ночевать.
Фрося встревожилась ни на шутку и после мучительных колебаний, всё же позвонила Лиде.
Та, подняв трубку, душевно приветствовала Фросю и закидала вопросами о детях, самочувствии, об отдыхе в Одессе и казалось конца и края не будет этим вопросам, а затем перешла к рассказам о своих детях и новой квартире.
Фрося стоически выдержала весь этот словесный поток, потому что не знала, как перейти к интересующему её вопросу, но Лида вдруг сама поинтересовалась:
— Тётенька Фрося, я совсем вам задурила голову, вы же, наверное, хотели позвать маму к телефону, правда, она уже отдыхает.
Фрося от заявления Лиды тут же успокоилась:
— Лидочка не стоит её тревожить, пусть отдыхает, у меня ничего срочного к ней нет.
На душе скребли кошки, больше всего расстраивало Фросю, то, что Аглая по-сути находилась у неё в гостях, а она своим поведением создала такую обстановку, что подруга вынуждена была покинуть её дом, но зачем она это сделала так демонстративно.
Аглая не появилась и на следующий день.
Фрося металась по квартире, вынося свою злость и отчаянье на уборку, стирку и готовку.
Хорошо, что она находясь в расстроенных чувствах, обнаружила фрукты привезённые из Одессы и так многие уже испортились, и Фрося срочно стала закатывать компоты, и варить вишнёвое варенье.
Поздним вечером уставшая и в конец расстроенная, она сидела в кресле, тупо уставившись на экран телевизора.