Самое главное — получить подтверждение для обвинения, по которому можно применить статью о смертной казни. И, словно мимоходом, прокурор спросил:
— А вы не стреляли в урядника Перлова?
— Нет.
— Скажите, кто ваши товарищи по работе?
Фрунзе в упор посмотрел на чиновника, и тот понял, что вопрос достаточно глупый: допрашиваемый не принадлежал к тем, которые в стремлении спастись топят других. Записав отрицательный ответ, он продолжал:
— А в нападении на типографию Лимонова участвовали?
— Нет.
Прокурор разгладил подшитую к делу прокламацию.
— Вот эта листовка была взята у вас при обыске, и она напечатана шрифтом из типографии Лимонова, как вы это объясните?
— Очень просто: лимоновский шрифт ничем не примечателен — такого шрифта на рынке сколько угодно.
— Вы участвовали в ивановской майской стачке?
— Да.
— А на Талке 21 октября?
— Был.
— А какова была ваша роль в этой стачке?
— Очень скромная — научиться у рабочих, как вести классовую борьбу с капиталистами.
— Ну и что же? Научились чему-нибудь?
— Иваново-вознесенская стачка, длившаяся три месяца, показала мне силу рабочего класса, размер этой силы, о которой вы не имеете никакого представления. Я убедился, что эту силу нельзя заставить терпеть гнет при помощи штыков и винтовок.
Михаил Васильевич не отрицал того, что полиции было уже известно от провокаторов. Он не хотел усложнять следствие и привлекать к делу новых лиц. Всю тяжесть вины он брал на себя.
Пока шло следствие, Фрунзе спешил использовать свой вынужденный досуг. С первых же дней заключения он начал читать, учиться.
Шуйские пролетарии еще раз сделали попытку освободить Фрунзе. Но какой-то провокатор предупредил об этом охранку.
Владимирский губернатор срочно уведомил начальника тюрьмы: «Шуйская боевая дружина, по постановлению революционного комитета и союза фабричных рабочих из Иваново-Вознесенска, Кохмы и Шуи, собирается к определенному времени прибыть в г. Владимир и нападением на исправительное арестное отделение освободить Арсения».
Томительно тянулись дни тюремного заключения. Следствие подвигалось медленно. Прокурор не хотел выпускать из рук свою жертву.
Наконец, нужная статья — 103-я — найдена. По согласованию с военным министром, командующим войсками и другими инстанциями, дело Фрунзе, Павла Гусева и нескольких других обвиняемых передано на рассмотрение военно-окружного суда. Фрунзе будут судить по законам военного времени. Ему угрожает смертная казнь.
Настал день суда — 26 января 1909 года.
На скамье подсудимых Фрунзе и остальные обвиняемые, окруженные конвоем. Дело слушалось при закрытых дверях.
Председательствовал генерал-майор Милков — грубый, тупой солдафон, который не хотел считаться даже с принятым порядком ведения процесса.
После недолгого судоговорения был объявлен приговор:
«…По лишении всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение…»
Из суда Фрунзе отвели в тюрьму. Была морозная ночь. Усеянное звездами небо, огромная луна и серебристый снег на крышах. Фрунзе с удовольствием вдыхал бодрящий холодный воздух. Поскрипывал снег под тяжелыми шагами конвойных, от которых даже на воздухе шел кислый казарменный запах…
«Это еще не конец», думал Фрунзе.
Он обладал упрямой верой в жизнь.
Снова тюрьма — темная, мрачная. Маленькие окна на кирпичной стене напоминают соты. И улей кажется мертвым.
С глухим звоном открылись тюремные ворота. Под тускло освещенными сводами прошли в контору. Надзиратель обшарил карманы, ощупал все платье. Заспанный помощник начальника тюрьмы взял у старшего конвойного пакет.
— К смертной казни… Лишен всех прав.
Тюремщик сделал постное лицо.
— Может быть, помилуют… Государя императора надо просить, покаяться надо, молодой человек…
— Спасибо за совет, — криво усмехнулся Фрунзе.
Фрунзе отвели в камеру. Возбужденный судом, ночной прогулкой, он долго не мог уснуть, ворочался на жестком соломенном тюфяке. Раздражали крадущиеся шаги надзирателя за дверью, подсматривание в волчок. Наконец, к Фрунзе пришел сон, глубокий и долгий. Проснулся он свежий, бодрый… Ему хотелось деятельности, движений, но пришлось ограничиться хождением от двери до окна — пять шагов вперед, пять назад. Принесли кружку кипятку и ломоть хлеба.
Днем вызвали в тюремную контору. Судейский чиновник вынул из портфеля бумагу и, не глядя на нее, объявил:
— Его превосходительство господин председатель суда на приговор наложил следующую резолюцию: «Поводов к подаче протеста не имеется», — о чем осужденному и объявляется…
Из конторы Фрунзе повели в подвал.
— Сымай вольную одёжу! — приказал надзиратель, бросив кучу серого тряпья и какие-то опорки — тюремные коты. Фрунзе надел грубое, из мешковины, белье, тяжелый арестантский халат и ермолку.
— С обновкой! — мрачно пошутил надзиратель. — Теперь идем в кузницу — браслетки получать.