Фрунзе. Том 4. Para bellum

Но это — не главное. Куда важнее трудовая миграция, которая началась из бьющихся в лихорадке США. В первую очередь, конечно, инженерно-технических кадров и квалифицированных рабочих. В меньшую — разной интеллигенции, включая ученых. Ну и уход бизнесов. Куда уж без этого? Работать в условиях полного развала банковского сектора было крайне затруднительно.

Для того, чтобы перехватить значимую часть этого потока, уходящего, разумеется, в Великобританию и Францию, Союзу требовалось выполнить три ключевых условия.

Прежде всего, доказать всему миру, что в нем нет коммунизма. И, что важно, он даже не намечается. Ибо коммунизм как идеология выступал пугалом на мировой арене в те годы похлеще всяких религиозных фундаменталистов XXI века. Во всяком случае для людей с высокой профессиональной квалификации, являвшихся в подавляющем большинстве сторонниками правых взглядов. Да, социал-демократия, к которой теперь официально шел Союз, все еще оставалась «левой» парадигмой развития. Но вполне подходящей для людей и правых взглядов.

Следом следовало показать, что в СССР прозрачная и ясная система правил для бизнеса. А не то, что было в оригинальной истории. То есть, людям требовалось увидеть — их тут не ограбят. И после событий 1917–1918 годов это было крайне важно. Национализация без компенсации, именуемая красивым словом конфискация или экспроприации была по сути обычным разбоем. С такой репутацией довольно сложно убеждать бизнесменов переводить свои производства в Союз.

Да, в 1926–1928 года произошли сильные изменения в СССР. Да, изменилось законодательство. Да, появилась практика германских «концессий», которые стали, по сути, переносом бизнеса. Но… в общем сложная тема.

Как говорится — ложечки нашлись, но осадочек остался.

И потребуются годы безупречной репутации, чтобы бизнесмены перестали косились на «советскую власть» как на обычного разбойника с большой дороги.

Третьим же компонентом — главным — являлись инвестиции.

Много инвестиций.

Промышленных, разумеется.

И под очень гуманный процент. А лучше вообще в рамках беспроцентной помощи.

Это было важно в том числе и потому, что российская, вслед за ней и ранняя советская экономика отличалась критической нехваткой денег. Не просто где-то в отдельной отрасли, а вообще. Их тупо не было. В какой-то мере это напоминало дефляционный кризис США, но только на первый взгляд. К дефляционному кризис СССР перешел в ходе форм 1928–1930 годов и по иному сценарию[2]. Из-за чего, среди прочему, Михаил Васильевич противился экономическим преобразованиям Сталина, которые, как метко отмечал Рыков, не имели никакого отношения к экономике и являлись сущей катастрофой.

Впрочем, сейчас речь шла про инвестиции.

Точнее про их нехватку.

И это требовалось исправлять. Срочно исправлять. Чем Фрунзе и занимался. Влив за 1927/1928 год в Союз внебюджетных промышленных инвестиций[3], на сумму порядка 21 % общесоюзного бюджета. А сам бюджет Союза, по сравнению с оригинальной историей, удалось раздуть до 11,2 миллиардов[4] в 1928 году, не увеличивая налоговую нагрузку. То есть, в инфраструктурные инвестиции оказались где-то на 2,3 миллиарда. И их в первую очередь вкладывали в строительство домов и дорог, что тянуло за собой очень много всего. В заводы напрямую тоже вкладывали, но едва ли пятую часть.

В принципе — не очень много. Можно было бы «нарисованных» денег вливать в промышленные инвестиции и больше. Но Михаил Васильевич осторожничал и старался вкладывать такие «пустышки» в создание новой инфраструктуры в соотношении 1 к 5–1 к 4 по отношению к бюджету. Чтобы ненароком не спровоцировать инфляцию — самую вредную и бесполезную вещь для развития промышленности.

Особняком стояли инвестиции, полученные через возврат части средств Коминтерна, которые в свое время выводили из разграбляемой страны. Вроде как на мировую революцию. На словах, разумеется. Впрочем, тут суммы выглядели достаточно скромно — в пределах 250–270 миллионов рублей.

Сюда же относились и различные материальные активы на сумму порядка 2 миллиардов, перемещенные в Союз из Германии в рамках релокации производств. А также 380 миллионов промышленных инвестиций, приехавших из Швеции и Чехословакии. Но все эти «подводные течения» не афишировались. В публичном же поле, буквально из «каждого утюга» вещали о бурно растущей экономике Союза.

Почему она росла?

Потому что социализм! Ну… точнее социал-демократия, так как за риторикой следили очень тщательно. И упоминание слова «коммунизм» в периодике СССР к концу 1928 года стало исчезающе мало. Ибо зачем «дразнить» гусей попусту?

[1] Долг федерального правительства США по окончанию Первой мировой войны составил более чем 24 млрд. долларов, что в 10 раз больше, чем долг по итогам Гражданской войны 1861–1865 годов.