Фрунзе

Наконец появился Николай Чхеидзе и начал говорить прописные истины: в знаменательный день «юбилея» приступает к работе съезд — десять лет назад царь разогнал II Государственную думу. А о природе Советов и их исторической роли в революции глубокомысленно умолчал.

Потом эсеры и меньшевики помпезно встретили военного министра Керенского: раскланиваясь в сторону друзей, он прошествовал к столу президиума этаким бонапартизм. Съезд утвердил повестку дня из двенадцати вопросов. И на этом заседание закрылось.

На другой день начали обсуждать центральный вопрос о власти. Велеречивый Либер произнес речь от блока меньшевиков и эсеров. И «доказал», что Временное коалиционное правительство — благо для «революционной демократии». А передача власти Советам равносильна крушению революции.

Его поддержал Церетели:

— В настоящий момент в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место.

И вдруг из зала раздался уверенный голос:

— Есть!

Это сказал Ленин: он стоял в проходе, выкинув вперед правую руку. И большевики поддержали его громом оваций.

И в речи об отношении к Временному правительству он вскоре повторил эту мысль: гражданин министр почт и телеграфов «говорил, что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком…».

Меньшевики и эсеры смеялись. Даже самые умные из них не могли взять в толк, что не пройдет и пяти месяцев, как сбудутся эти слова Владимира Ильича.

Михаил Васильевич 5 июня уехал в Минск. Софья Алексеевна встретила его на вокзале и сказала шутя, но с укоризной:

— Не напомнить ли гражданину Михайлову, что у него есть молодая жена?

— Милая Соня! Я помню и люблю. И думал о тебе и скучал. Кстати, не пора ли тебе кончить работу в Лунинце, в Земском союзе, и перебраться в Минск?

— Я уже свободна, мой друг!

— Ну тогда я забегу на минутку домой!..

Пока не было жены в Минске, квартира их пустовала. Михаил Васильевич не переносил одиночества, ел и спал где придется: на передовой у солдат, в комитете большевиков, в редакции газеты или в канцелярии милиции.

Сохранилась дневниковая запись о тех днях солдата-большевика Яркина: он с маршевым батальоном направлялся из Питера на Западный фронт.

В большевистском комитете работа шла круглые сутки. И солдат был очень удивлен, когда его в четыре часа ночи любезно встретил Михайлов, обстоятельно поговорил с ним и посоветовал, где и как найти товарищей по партии в 5-й дивизии.

Фрунзе привез из столицы кипу литературы и немного денег для задуманной им «Крестьянской газеты». Она вышла 10 июня 1917 года и с первых же шагов стала пропагандировать боевые лозунги: «Вся власть Советам! Земля крестьянам! Мир народам!» И горел на ее страницах призыв к крестьянам действовать сообща с рабочими и солдатами.

Но ее политическая линия бесила военные власти. И Михайлов смог редактировать свою газету ровно один месяц — 10 июля она была закрыта армейскими властями Западного фронта.

Основной причиной для репрессии послужила острая статья Михайлова «Анархизм или организация». «Газеты помещиков и капиталистов, — писал он, — кричат об анархии при малейшей попытке крестьян взять заведование землей в свои руки или потребовать смещения властей, не от народа поставленных и действующих ему во вред. Мы не считаем анархией, если земельный комитет постановит, чтобы арендных денег помещику не платить. Мы не видим анархии в том, что распоряжение лесами перейдет в руки земельных комитетов, не видим ее в том, что крестьянство будет мешать собственникам устраивать сделки помимо комитетов. Напротив, такую деятельность крестьянства — сознательную, спокойную, дружную — …мы считаем единственно правильной и отвечающей интересам трудовой России. Мы зовем крестьянство идти смело и твердо — именно по этому пути горячо будем приветствовать всякие успехи крестьянства в деле организованного закрепления завоеваний революции».

Военные власти разделались с «Крестьянской газетой» в манере почивших голубых мундиров. А Белорусский национальный комитет вылил на ее редактора ушат грязи.

Фрунзе узнал об этом случайно. Пришли к нему ходоки из дальнего уезда. Поговорили про то, про се, а потом рассказали, что помещики пускают про него по деревням облыгу:

— Будто враг ты белорусскому народу. Не даешь в школах заниматься нашей мовой, все поворачиваешь на русский манер. Ты этого так не оставляй, и мы тебя поддержим всем миром.