Но противодействие капиталистов и высших служащих налицо. Эти господа «встречают новую революцию враждебно, сопротивляются ее победе, грозят прекращением деятельности банков, портят или прекращают работу разных учреждений, мешают ей всячески, тормозят ее то прямо, то косвенно».
И Ленин в своем воззвании писал, обращаясь к рабочим, солдатам, крестьянам, всем трудящимся:
«Товарищи трудящиеся! Помните, что
Сплотитесь вокруг своих Советов. Укрепите их. Беритесь сами за дело снизу, никого не дожидаясь. Установите строжайший революционный порядок, беспощадно подавляйте попытки анархии со стороны пьяниц, хулиганов, контрреволюционных юнкеров, корниловцев и тому подобное…
Товарищи рабочие, солдаты, крестьяне и все трудящиеся! Берите
Многое в этом воззвании касалось и «Шуйской республики»: укрепление власти, становление нового строя в деревне и борьба за мир. Да еще возникла необходимость проводить выборы в Учредительное собрание.
Органы власти были сконструированы своевременно: ревком, Совет, земская управа. Теперь оставалась одна забота — пополнять их достойными людьми. Нехватки в них не было, но все они не имели никакого опыта в управлении. И учить их было некогда. Оставались у руководства только те, кто с умом проходил школу митингов и собраний и набирался умения на практике.
Плохо было в Шуе и с фабриками. Они еще находились в руках у хозяев, а с ними контакт не налаживался, и забастовка, начатая на пороге Октября, еще продолжалась.
— Как быть, Михаил Васильевич? — Городской голова Игнатий Волков не скрывал озабоченности. — Я собирал фабрикантов. Они поважничают еще с недельку и пойдут на попятную. Только у многих нет сырья, почти у всех нет топлива. И народ ослабел хуже, чем в 1905 году. Ты, может, слыхал: был у нас обычай — на церковной паперти и возле уличных колодцев класть кусок хлеба, картошку или луковицу. Это для тех, кто стыдился просить милостыню.
— Интересно! — оживился Фрунзе.
— Говорю: обычай такой. Наверно, от тяжелой доли, которую сообща делили ткачи. Так кончился этот обычай: с едой трудно в каждом семействе. И к чему я веду речь: ну выйдем на работу, а как народу держаться без харчей?
— Всякий день думаю об этом… А сколько времени не брали рабочие куски на фабрике? Как-то был об этом разговор в Совете.
— С первого спаса, как раз три месяца. Все ждали, что дадут в обмен продовольствие.
— Вот и выход, Игнатий! Снаряди-ка через продовольственную управу толковую группу. И пускай она едет с мануфактурой за хлебом. О вагонах я распоряжусь и для охраны дам двух-трех красногвардейцев. Раздобудут люди хлеб, станут к станкам, пойдет новый ситец!..
Забастовка кончилась 18 ноября. Общество фабрикантов и профсоюз текстильщиков подписали соглашение об увеличении заработной платы и о новых нормах выработки. А через десять дней бригада Игнатия Волкова подвезла хлеб. Кое-как вышли из положения и с топливом: рабочий контроль обнаружил скрытые запасы у одних фабрикантов, других снабдил дровами.
Все громче раздавались в Шуе голоса о национализации фабрик. Но это важное дело решилось спустя лишь полгода, когда Фрунзе уже руководил вновь образованной губернией с центром в Иваново-Вознесенске.
Декабрь начался с выборов в Учредительное собрание. Михаил Васильевич не верил, что именно этому собранию надо решать судьбу новой России: жизнь налаживалась под эгидой Советов, рабочие, крестьяне, солдаты о другой власти не помышляли.
— Не может это собрание увенчать пролетарскую революцию, — говорил он в кругу товарищей. — От него будет пахнуть мертвечиной. Прошло время выслушивать «прописные истины» вожаков правых партий, тем более что все эти «истины» направлены против Советской власти.
Но день выборов приближался. И каждая партия стала защищать список под определенным номером, полученным еще при Временном правительстве, в эпоху буржуазного парламентаризма. Кадеты шли по списку № 1, большевики — по списку № 6.
Михаил Васильевич опубликовал обращение к шуянам, призывая их голосовать за большевиков. В этом документе отчетливо виден почерк ленинца, преданного своему классу.