Фрунзе

Редко кто видел командующего в таком припадке гнева. И все были убеждены, что он сейчас сорвется и подпишет приказ о расстреле главного врача Мамаева.

Но Фрунзе не верил, что по своей воле этот пожилой, бородатый врач, в старой шубе под халатом, в шапке, в валенках, довел госпиталь до развала.

— Почему так? — Фрунзе опустился на табурет.

Врач схватился за голову обеими руками и зарыдал:

— Нет топлива, — слышал командующий. Город вымерз. Мы сожгли все, кроме жилья. Я валюсь с ног от голода. Врачи, сестры, санитары… голодают и мерзнут. Мы не успеваем хоронить своих сотрудников. Казните меня. Но… я не виноват. Истинный бог, не виноват. Михаил Васильевич!..

Фрунзе мобилизовал всех, кто держался в городе на ногах. Все сотрудники его из двух поездов хоронили мертвых, ходили по домам в поисках коек и белья. Разобрали на дрова последние сараи в городе, всех больных обогрели.

Фрунзе писал Ленину, что положение в Актюбинске «способно привести в отчаяние». И требовал самой срочной помощи: топлива, хлеба, врачей, медикаментов. И — добился: первая поддержка пришла из Оренбурга, от начальника гарнизона Каширина; потом из Самары — от Авксентьевского; из Москвы — от Ленина.

Теперь уже шли вести, что бедствуют с продовольствием рабочие и войска в Ташкенте. И Михаил Васильевич заторопился туда. Он оставил в Актюбинске своего старого друга — еще по ссылке в Манзурку — врача Иосифа Гамбурга и приказал ему довершить все дела, связанные с больными красноармейцами, а потом уже следовать дальше.

Как говорят очевидцы, жизнь в двух поездах командующего била ключом. Одно уже присутствие Фрунзе — внимательного и решительного — поднимало дух. Сам он много читал и требовал, чтобы каждый сотрудник готовился понять и воспринять «дух Ташкента».

Ехали без света, ложились и вставали впотьмах, мечтая об огарке. Но — учились. Внимательно вчитывались в письмо В, И. Ленина «Товарищам коммунистам Туркестана». Владимир Ильич далеко и зорко глядел вперед и хотел, чтобы зримую им перспективу хорошо видели другие. Он говорил: надо установить правильные отношения РСФСР с народами Туркестана; и эти отношения будут иметь всемирно-историческое значение, служа примером для всей Азии и для всех колоний мира, доказывая делами искренность желания коммунистов искоренить все следы великорусского империализма и повернуть народы против империализма британского и всемирного.

Конечно, никто еще не предвидел, что именно на положительном опыте Туркестанской комиссии ЦК РКП (б), СНК и ВЦИК РСФСР будет базироваться Ленин на III конгрессе Коминтерна, когда придет к обобщениям огромного значения: экономически отсталые страны могут миновать капиталистический путь развития и пойти по пути социализма, если есть в наличии хоть одна социалистическая страна.

Но по дороге в Ташкент, обогреваясь возле железных «буржуек», радуясь обжигающему кипятку, реденькому пшенному кулешу, куску хлеба и вяленой вобле, читали Ленина вдумчиво, строго. И под руками у них был приказ командующего, в котором излагались ленинские нормы поведения в Туркестане. Красная Армия — освободительница малых народов Азии от векового гнета. «Каждый красноармеец, возбудивший недовольство этих младших наших товарищей по угнетению мировым империализмом, является предателем российской и мировой революции… Каждый красноармеец, который не остановит своего товарища от каких-либо насилий и обид, им учиняемых, является соучастником в деле уничтожения революции и… сознательным контрреволюционером…

Радостно было, когда появлялся Фрунзе в переполненном вагоне, где собирались слушать реферат Фурманова, спорить или просто посидеть в тесном кругу товарищей. Особенно вечером. Сиротинский приносил свечку, ее держали поочередно, чтобы сидеть ближе к Михаилу Васильевичу и обогревать руки ее пламенем. Фрунзе иногда рассказывал о своем детстве в Семиречье, и забавные истории из жизни босоногого мальчишки делали понятными многие вещи: и пейзаж, и климат, и сложившиеся веками обычаи. Бывали вечера, посвященные расцвету архитектуры в раннем средневековье, астрономическим поискам Улугбека, медицине Авиценны, поэзии и народным сказаниям, знаменитым походам Александра Македонского и Тамерлана. Молодые коммунистки, ехавшие работать в женотделах, на фельдшерских пунктах, в библиотеках, были взволнованы, когда Фрунзе рассказывал о тяжкой доле женщин, оскорбленных многоженством, униженных чадрой. И все близко принимали к сердцу сообщения о таких тяжелых болезнях, как трахома, пеллагра, мальтийская лихорадка и пендинская язва. И о жестоких баях, которые держат в своих руках воду для полива, вдохновляют басмачей и ведут антисоветскую линию под дудку британских советников.

— Я ведь к чему это говорю? — резюмировал Фрунзе. — Едем мы не на месяцы — на годы… А кому-то из вас придется и навсегда остаться в солнечном Туркестане. Будете активом партии и Советской власти. Так знайте и любите новый для вас край, ищите путь к сердцу народа. И пусть будут вашим девизом революционная решимость и умная осторожность!..