Фтор

— Понимаешь, — объяснил он ксесту как мог, одной свободной рукой, — чувства у миньонетки перевернуты. Наша боль для нее — радость. Мне очень жаль, что это так, и поэтому…

Он неумело хлестнул плетью. Плеть задела женщину по плечу — более или менее безвредно.

— Проклятый Хтон! — выругался Вениамин, когда искусственное легкое качнулось и ударило его в бок. В сущности, наказан был он, а не миньонетка.

Невзгода улыбнулась.

— Тебе не хватает практики, — сказал миньон, тоже улыбаясь, и теперь миньонетка выглядела удрученной. — Я обращаюсь не к тебе? — бросил ей Утренний Туман, и ее лицо осветилось улыбкой.

— Очень любопытно, — просигналил ксест. — Есть определенное сходство с тафисами. Некто начинает понимать.

Вениамин схватил левой рукой бокал, глотнул еще вина, встал поустойчивей, удостоверился, что стимуляторы ему не мешают, и вновь занес плеть.

— Когда я попадаю по ней, я причиняю ей боль, и она счастлива. Но воздействует на нее моя вина из-за причинения ей боли, а не сам удар, который она вполне может перенести. Когда же я промахиваюсь, я сержусь на себя за неловкость, и она вновь счастлива. В этом-то и заключается красота. Я век не знал такой возможности выплеснуть свои подавленные антагонизмы!

— Не считая Рагнарек, — пробормотал Утренний Туман.

— О да. Хтон…

— Тем не менее, это, похоже, оказывает тонизирующее воздействие, — добавил Утренний Туман. — Ты гораздо подвижнее, чем прежде.

— Да! Таким проявлением враждебности можно было бы продлить мою жизнь на неопределенный срок, если бы она не заканчивалась через час.

— Некто хотел бы понять, — просигналил ксест. — Это понятие неизбежной гибели… оно относится к нашей общей судьбе. — Кубик перед ним таял.

— Поскольку это вполне подходящий случай для описания несчастий, — сказал миньон, — я объясню про Рагнарек, пока мой друг бьет мою мать.

— Мать? — спросил ксест. — Некто предполагал, что она твоя супруга. Некто именно так понял выражение.

— Она и есть супруга. Супруга и к тому же мать, а для более удачливых миньонов — бабушка и так далее по восходящей линии. При обычном ходе событий она станет моей невесткой, то есть супругой моего сына, и так далее. После моей кончины, естественно. Так заведено на нашей планете.

— Следовательно, вы размножаетесь делением, — просигналил ксест, будто его осенило. — Ваше отдельное бытие продолжается из поколения в поколение, как и наше.

— Мои поздравления, — с трудом произнес Вениамин, сбившийся с дыхания из-за неумелого обращения с плетью. — Посланец с Миньона, ты прояснил наконец загадку веков: Природу Размножения Людей. — Он откашлялся и сплюнул: — Деление!

Ксест молчал, созерцая уменьшающийся кубик.

— Но зачем вам в таком случае две ипостаси?

— Два пола, — терпеливо произнес Утренний Туман.

— Два вида?

— Две разновидности, женщина и мужчина. Они соединяются, чтобы образовать новую особь.

— Да, — согласился ксест, вновь что-то поняв. — Как ЕеоО! Только у вас женская ипостась непрерывна — родительница, супруга, младшее поколение. Деление наряду со слиянием.

— Отлично изложено, — сказал Вениамин.

Миньон покачал головой:

— Конечно, виды, наделенные полом, не раз сталкивались на этой почве с вашим бесполым видом! Вероятно, будет полезно, если ты объяснишь вашу систему воспроизводства — и при чем тут тафисы.

— С радостью. Мы делимся непроизвольно, когда случайно отрывается отросток. Ксест, естественно, восстанавливается, но и отросток воспроизводит нового ксеста. Получается двое там, где был один. Поскольку у нас перенаселение, возникает долг обществу. Мы же долги не одобряем. Поэтому и используем тафисов.

Вениамин, несмотря на свою дряхлость и усиливающееся опьянение, освоился наконец с плетью. Одежда лоскутьями спадала с миньонетки, открывая взору великолепное тело. Волосы ее заалели, словно в них заиграло пламя.

— Трудно поверить, что тебе больше восьмидесяти лет! — пробормотал Вениамин.

— Я старше тебя, — сказала Невзгода. — До Розового Утеса я родила трех сыновей. Он разорвал цепочку, превратившись в чудовище до того, как я зачала от него, и моему племени пришлось покончить с ним из-за его неосторожности. Так я стала вдовой. Не появись в это время Каменное Сердце…

— Изумительно! — выдохнул Вениамин. — У тебя такое лицо, грудь… человеческая девушка в твоем состоянии была бы на целый век моложе.

— Не забывай о плети, — напомнила она.

— Извини. — Он вновь хлестнул, еще слегка обнажив тело, которым так восхищался. — Какое преступление я совершаю: садист и созерцатель! Я зашел слишком далеко, чтобы хоть как-то ею воспользоваться, будь мне это позволено.

— Насколько нам известно, — говорил между тем Утренний Туман ксесту, — тафисы все едят. Пластмассу, мясо, дерево — все, что хоть отдаленно съедобно. А какое употребление находите им вы?