Fuck’ты

Я сидела в гостиной на небольшом диване цвета сентября и курила, листала альбом Рене Магритта и ни о чем не думала.

— Ты не ложилась?

Да я и так лежу на лопатках и не могу тебе об этом сказать. Потому что ты меня не поймешь. Ты меня не знаешь. И я тебя. Зачем ты курил? Ты же мне не ответишь.

— Нет. Скажи, а что значило твое сообщение про Карину?

— То и значило. Я не понимаю, тебе нравится, что ли, проверять всех, с кем ты спишь?

— Что, прости?

— Кое-что, блин. Я не хочу чувствовать себя полнейшим мудаком. Слава Богу, хоть сообщения вовремя удалил, а то мне беспочвенные скандалы с Жанной не нужны. А Карина твоя… — последнего слова я не поняла, видимо, прошла мимо последнего издания «Словаря русского мата» в «Молодой Гвардии».

— Ты с ней спал?

— Нет.

— Я тебя еще раз спрашиваю, ты с ней спал? — я поднялась с дивана и дала волю повышенным тонам.

— Ты уже начала ходить по траектории «Обойди диван по кругу», — Алек психовал. — Да какое ты имеешь право меня в чем-то попрекать? Кто я тебе? Очередной Кирилл, который сам не знает, кого трахает?

— Да что ты знаешь? Ты думаешь, все так просто. Ты такой хороший, а я нашлась, эдакая стерва. Да ты понятия не имеешь, что мне иногда бывает больно, что у меня есть трудности и что… Ты с ней спал? — Я давила на него, пытаясь выжать то самое «да», которое только сейчас могла принять. Я чувствовала, как пружины его настроения прогибаются под натиском моего эгоизма, но не могла с собой ничего поделать. Я лишь подливала и подливала дегтя в его бочку меда.

— Нет.

— Но хотел… Ведь хотел, я ведь вижу, что хотел.

Алек вышел и поставил чайник, всем видом показывая, что ему глубоко по хрену мои допросы и расспросы про Карину, он смотрел, как маленькая истеричная девочка с моим именем не спит и ревнует, а точнее, занимается бредом, дыша его воздухом, просиживая его диван и тратя никому не нужный кофеин.

— Я не буду с тобой ничего обсуждать.

И тут я задумалась: если его так волнуют чувства Жанны, то какого черта он открыл своими руками мне дверь не только в свою квартиру, но и допустил до тела, а потом и до мыслей? И что же будет, если швабра узнает про его измены со мной, если какая-то, по его словам, простая sms-ка вызывает столько волнений? Я резкими движениями перенесла массу тела в сторону двери, оставаясь при этом в пледе, как Гай Юлий Цезарь, трясущимися руками взяла с журнального столика телефон…

И уже уходя, добавила:

— Я с ним тоже не спала. Он тоже не хотел.

Алек ничего не ответил и не спросил, а просто удивленно посмотрел. У него не могло быть претензий. Какие могут быть претензии к тому, кто тебя не знает?

— Это я так… На всякий случай.

— А мне все равно. Все равно! — жестким и бесчувственным тоном ответил Романович.

— Мы друг друга и вправду не знаем. Ты прав, а я Лев.

Точнее, Дева по гороскопу. А он, Рыба, плавал по жизни, ходил по квартире, пил чай, подходил к компьютеру и что-то стирал, потом набирал, а потом…

Я вышла из самого обычного кирпичного дома на набережной на самую обычную набережную. Шел самый обычный январский дождь, перемежаясь со снегом. Хотелось заплакать. Так не бывает!!! Не бывает! Но со мной есть. Было, и, может быть, даже будет.

Когда звонит телефон — мне становится не по себе. От его молчания становится еще хуже. Ни Линда, ни Настя, ни Гоша не звонили, хотя была суббота и мы должны были тусить в поисках группового секса. Где все? Зимняя спячка, будь ты проклята!

Я смахнула прилипший к пальто снег и повесила первое в шкаф. Нужно опять надевать что-то теплее и снова сопротивляться несносному климату. Нужно еще раздеваться и одеваться, заваривать кофе и писать сценарии для Nemiroff, искать очередное временное пристанище и забивать одни дурные мысли другими.

Я одинокий человек.

Вдруг я задумалась: ведь любой сознательный выбор — согласие платить! Кто такой Романович, чтобы из-за него переживать, кто такой Макс, чтобы я парилась? Второй вопрос волновал меня больше. Зависимость от мужчины, которого я видела три раза в жизни, начинала пугать.

Прямо в одежде я легла на софу в форме банана и впала в дремоту, укрывшись шарфом. Жанна, наверное, сейчас, бренча своими ключами, отпирает замки, улыбчиво пахнущая утром, подходит к Алеку. И он возвращается к своей привычной жизни, в контекст которой я не вписываюсь. Мне стало мучительно больно — я вызвала такси. Спустя двадцать минут мы приехали на Котельническую набережную по нужному адресу, минуя высотку и еще несколько домов архитектуры Жолтовского.

— С вас двести сорок рублей!

Я протянула ему пятьсот сразу.

— Я просто выкурю сигарету и мы поедем обратно. — Я стала изучать окна, выбирая те, что больше по душе. — Здесь живет девушка человека, в которого я иногда влюблена.

Таксист рассмеялся и переключил волну.

Это была обратная сторона жизни Алека, битву с которой я проиграла уже давно.

Я не ревную, мне просто дико больно, настолько дико… и оттого признаю, что я — наивно одинокий человек. Когда хочу спать — вечно признаюсь сама себе в очередном грехе.