Fuga maggiore

За стеной по-прежнему тяжело ходили и переговаривались. Она повернула ватную голову и вгляделась в полумрак комнаты. Здесь пусто. Голые, плохо оштукатуренные стены, некрашеный и наверняка занозистый пол, потолок из переплетенных дранок — и окно, хотя и закрытое снаружи щелястыми ставнями, но с отчетливо различимым силуэтом решетки. Лишь теперь Фуоко ощутила, насколько твердая под ней кровать. Она провела рукой: нет, даже не кровать, а что-то дощатое, с тонким матрасиком и тощей подушкой. Одежда? Какие-то грубые тряпки — хотя нет, она сама так оделась еще в гостях у… как его звали? Девушка напрягла память — и на нее вдруг словно выплеснули ушат ледяной воды. Все вокруг стало кристально-ясным и звонким, словно на заснеженном склоне горнолыжного курорта в солнечный день. Воспоминания нахлынули волной: двое суток плена обрушились на голову всем своим весом, и несколько секунд она задыхалась, пытаясь справиться с потоком образов и звуков. Теперь она отчетливо знала, что за стенами ее комнаты — восемнадцать микроскопических студенистых комочков, чуть светящихся изнутри, с разнообразными примесями и плотными металлическими вкраплениями, реагирующих на попытки общения умеренно-раздражительным кинетическим воздействием, а иногда и локальным усилением энтропии. Их едва заметное свечение уже не вызывало такого любопытства, как поначалу, а поскольку любые попытки поговорить обычно приводят к быстрому потуханию света…

Что происходит?! Приступ паники захлестнул Фуоко, и она резко вскочила на ноги, дико оглядываясь. Словно кто-то думал за нее — или вкладывал ей в голову свои мысли, понятные, но абсолютно чужеродные. Она что, с ума сходит? Какие комочки? Какое свечение?..

Додумать она не успела, потому что дверь вдруг резко распахнулась от сильного удара, и в комнату вошли пятеро. Один, высокий и плотный, с глазами, глубоко посаженными под нависающим лбом, и пятью стальными серьгами-клипсами в ухе, казался смутно знакомым. Кажется, именно с ним она ехала в машине. Как его называл… Мэй? Да. Мэй, предводитель той группировки. Он назвал имя, но оно совершенно вылетело из головы. Двое других — здоровые громилы, даже выше и шире в плечах, чем первый — смотрели сумрачно, их руки лежали на небольших, со странными горбами автоматах с длинными магазинами. Стволы пока что смотрели в пол, но, насколько Фуоко могла судить по воспоминаниям о домашней охране, оружие уже было переведено в режим автоматического огня. Один из громил с легкостью тянул за собой небольшого человечка в рваном халате (и даже без штанов), а еще один человек, выглядящий почти нормальным и носящий обычные местные штаны и рубашку с длинными рукавами, опасливо семенил позади всех.

Смутно знакомый остановился, ткнул пальцем в Фуоко и что-то рявкнул на катару, повернувшись к бесштанному. Привыкшая к местному произношению девушка вздрогнула: здоровяк явно пребывал в дурном настроении, потому что его речь казалась не столько мяукающей, сколько лающей и гремящей. Скорее, такие тона подошли бы для цимля. Говорил он с такой скоростью, что Фуоко не могла разобрать ни единого слова, кроме «ксура» (пишется «кусура», но «у» между глухими согласными редуцируется, некстати пришло на ум), повторенного несколько раз. Смысл слова она помнила: «лекарство» или что-то такое, аптечное. Бесштанный только низко кланялся, одновременно пытаясь вырваться, и в конце концов преуспел. Оставив в пальцах громилы клок и без того рваного халата, он отскочил к стене, съежился там и замер, неслышный.

Смутно знакомый сплюнул и уставился на Фуоко. Потом он сделал жест рукой, и человек, шедший позади, поспешно шагнул вперед. Смутно знакомый заговорил.

— Торанна Ли Фай-атара недовольный, — с очевидным трудом подбирая слова, произнес на кваре почти нормальный. Переводчик, что ли? — Очень недовольный. Отец… — он замолчал и зашевелил губами. — Ты отец плохой. Ты отец… Торанна слать человек… Ты отец убивать… голова резать… бросать… дверь дом Ценгань море та сторона бросать…

Фуоко растерянно смотрела на горе-переводчика. Слова она разбирала, несмотря на жуткий акцент, но складываться во что-то понятное они не желали категорически. «Ты отец убивать» — она, что ли, кого-то убила? Неужели один из тех, кого она случайно сожгла в злополучном переулке, оказался отцом… Торанна Ли Фай? Точно. Когда ее отбирали у Мэя, именно это имя он и назвал.

— Ты отец плохой… — повторил переводчик, подумал, и вдруг просиял: — Твой отец плохой, правильно! Твой отец убивать человек посылать Торанна-атара. Голова бросать дом Ценгань… кора! Ценгань посольство бросать!

Фуоко задохнулась. Ее отец убил человека Торанны? И отрезанную голову подбросили в посольство Ценганя в Кайтаре? Зачем?!

— Твой отец писать угрожать убивать Торанна-атара! — с явным облегчением закончил свой нелегкий труд переводчик, отступая назад. — Ты наказать есть. Палец резать. Кино снимать. Кайтар посылать.