Фугас

Женька вернулся в дом Усмановых, жизнь пошла прежней чередой. Ахмед по-прежнему с ним не разговаривал, при встрече отворачивался, хмурил брови. Женька освоился, стал чувствовать себя свободнее. Чтобы в голову не лезли дурные мысли и не сжирала тоска, старался занимать себя работой: косил траву, возил сено, ремонтировал забор, починил крышу сарая, ухаживал за скотиной. Жизнь на свежем воздухе, сытная еда и физическая работа укрепили его тело, он вроде даже стал выше ростом. Несколько раз он ловил на себе взгляд Марьям, матери Алика. Взгляд молодой женщины смущал и тревожил. Когда Марьям заходила в их комнатку, ему хотелось поговорить с ней, дотронуться до ее кожи. У него никогда не было близости с женщиной, да и целовался он всего два раза в жизни, на школьном вечере с девочкой из соседнего класса Соколовой Ларисой и на собственных проводах в армию с соседкой Томкой. Андрей, наверное, что-то почувствовал, однажды хмыкнул после ухода Марьям и сказал:

— Смотри, солдат, голова у тебя одна. Если Ахмед заметит ваши шуры-муры или что-нибудь заподозрит, то голову твою самолично отрежет. Это тебе не Россия, это Кавказ, здесь свои законы. С Марьям ты поаккуратней, баба молодая, двадцать восемь всего, кровь с молоком, а без мужика уже четвертый год.

Прошло четыре месяца, наступила весна. Шамиль Усманов оставил свой отряд и на несколько дней приехал домой. Долго приглядывался к Женьке, потом бросил:

— Ну, ты и рожу накусал, солдат! Может, пойдешь ко мне в отряд? Мне как раз ординарец нужен. Стрелять научу, с обидчиками поквитаешься, еще и долларами платить буду. Ислам примешь, на чеченке женим, таких женщин, как у нас, нигде не найдешь, подумай.

В последний день Шамиль решил спуститься в долину. Долго о чем-то говорил с отцом, потом взял автомат, несколько магазинов с патронами и позвал Женьку:

— Поедешь со мной, хватит бездельничать.

Алик упросил взять его с собой. «Нива» долго петляла по каким-то тропам, ревя мотором, опускалась и поднималась по серпантину. Алик радостно прыгал на переднем сиденье, упрашивая дядю дать ему порулить или пострелять из автомата. Шамиль хохотал, обещал, что, как только Алик немного подрастет, возьмет его в свой отряд бить неверных.

Женька дремал на заднем сиденье, изредка бросая взгляды в окно, на всякий случай запоминая дорогу.

В селе они пробыли недолго. Хозяин дома перебросился с Шамилем несколькими фразами по-чеченски, наскоро перекусили, попили чаю. Шамиль выпил с хозяином Умаром бутылку водки. Дома он никогда не пил, боялся отца. Потом загрузили в багажник мясо, копченый курдюк, медикаменты, бинты, ампулы.

Когда тронулись в обратный путь, уже вечерело. Алик дремал на переднем сиденье, свернувшись калачиком. Шамиль передернул затвор автомата, положил его рядом с сиденьем, включил фары. Возвращаться решил короткой дорогой. Выпитая водка притупила чувство опасности. Свет фар выхватывал из темноты серые валуны камней, островки пожелтевшей от жары травы, темные силуэты деревьев. Внезапно в луче света метнулась какая-то тень, ударилась о решетку радиатора, захлебнувшись коротким криком боли, отвалилась в сторону, Шамиль резко ударил по тормозам, прихватив автомат, боком вывалился на обочину. Стояла гулкая, звенящая тишина, трещали цикады. Проснулся Алик, спросил шепотом:

— Шамиль, что это было?

Шамиль поднялся с земли, пнул ногой большую серую птицу, та зашипела, вытянув шею, поползла в сторону, волоча за собой перебитое крыло.

— Хьа доа валла хьакхица, — выругался Шамиль, — не будет удачи.

За руль он сел хмурый, Алика посадил на заднее сиденье к Женьке, погасил фары. Машина двигалась вперед почти на ощупь. Надвигающаяся опасность выветрила хмель из его головы. Шамиль сидел напряженный, подавшись вперед, зорко вглядывался в дорогу, в любой момент готовый схватить автомат. Женька на всякий случай приоткрыл дверь, прижал к себе мальчика, чтобы в любой момент выскочить с ним из машины. Прямо в лобовое стекло ударил сильный луч прожектора, тут же раздался усиленный мегафоном голос:

— Стоять! В случае неповиновения открываем огонь на поражение!

Шамиль заскрипел зубами:

— Ай устаз! — ударил по тормозам, переключил скорость.

Слепящий луч прожектора дернулся, переместился позади машины. Шамиль даванул на газ, двигатель взревел, машина, виляя и цепляясь боком за валуны, рванулась назад. Тут же прогремело несколько автоматных очередей. Бросив мальчика на пол машины, Женька успел увидеть, как строчка пулевых отверстий прошила стекло, превращая его в мозаику осколков. Шамиль дернулся, от его головы полетели ошметки и брызги. Как во сне, Женька смотрел на какую-то окровавленную кочерыжку, торчащую на месте его шеи. Из нее бил фонтан крови. Потом он схватил мальчишку за шиворот, зацепил ремень автомата и вывалился из машины. Упал он очень неудачно, закрывая ребенка, несколько метров пробороздил по земле. Но все равно Алик вскрикнул, застонал:

— Женя, у меня нога.