Фугас

Настроение было под стать погоде. Несколько месяцев назад меня, подобно песчинке во время бури, подхватил ветер иммиграции и опустил в красивой, богатой, но страшно далекой и чужой Германии. Внезапно навалились проблемы, о которых я и не подозревал: бытовые неурядицы, языковый барьер, вакуум общения. И самое страшное: я чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Не звонил телефон, мне не нужно было никуда спешить, меня никто не ждал и не искал со мною встреч.

Редкие прохожие бросали в мою сторону равнодушные взгляды и молча спешили по своим делам. Я был здесь чужим. На душе горько. Обидно было осознавать свою ненужность в сорок лет.

Погруженный в свои безрадостные мысли, я совершенно ничего не замечал вокруг, а когда внезапно поднял глаза, меня будто что-то толкнуло в грудь. Мне показалось, что из-за стекла мне в лицо бьет солнечный луч. Я подошел ближе. Через стекло было видно небольшое помещение, заставленное мольбертами и холстами.

На стене, рядом с окном, висела уже законченная картина, которая и заставила меня остановиться. На ней была изображена какая-то ветхая сельская церквушка, отражающаяся в протекающей мимо речке. Из-за церковных куполов медленно выкатывалось солнце, озаряя землю, усыпанную увядающими листьями, каким-то неземным светом. Казалось, что вот еще одно мгновение — и растают сумерки, прекратится дождь и на душе станет легче. Я прикрыл лицо рукой: неумолимая память уносила меня в недавнее прошлое.

…Зимой 2000 года российские войска вошли в Грозный. Штабисты учли опыт первой чеченской войны, когда за двое суток нового 1995 года были почти полностью уничтожены 131-я Майкопская бригада, 81-й Самарский мотострелковый полк и значительная часть 8-го Волгоградского корпуса, шедшего на помощь умирающим русским батальонам.

Подготовка к штурму мятежной чеченской столицы велась серьезно и длилась несколько месяцев. Все это время днем и ночью над сожженным городом висела авиация федеральных сил. Ракеты и снаряды сделали свое дело — город практически перестал существовать. Все высотные здания были разрушены, деревянные постройки сожжены, и мертвые дома молча смотрели на людей пустыми глазницами окон.

Вместе с тем под завалами продолжали жить люди. Это были жители Грозного, в основном русские старики, женщины, дети, потерявшие за годы войны близких, жилье, имущество и не желающие покидать город, потому что в России они были никому не нужны.

Оборона города была поручена Шамилю Басаеву и его «абхазскому» батальону. Федеральные войска должны были окружить город и уничтожить всех боевиков, но Басаев перехитрил российских генералов и в последнюю ночь перед штурмом увел часть своих боевиков в горы.

Другая часть под видом мирных жителей осела в городе и близлежащих селах.

В начале февраля разведка донесла, что чехи в преддверии очередной годовщины депортации 1944 года готовят к 23 февраля серию терактов. Внезапно в городе появилось много молодых мужчин.

Командование группировкой российских войск приказало усилить гарнизон Грозного сводными отрядами, состоящими из бойцов комендантских рот, ОМОНа и СОБРа.

Так я оказался в Грозном. Мой контракт к тому времени уже подходил к концу, и я очень надеялся, что останусь жив и вернусь домой.

Несмотря на бодрые заверения политиков в том, что война в Чечне вот-вот закончится, в Грозном по-прежнему били снайперы, взрывались на фугасах люди и машины. Наша задача была проста: сопровождать колонны, охранять здания и учреждения. Если возникнет необходимость, принимать участие в зачистках.

В тот февральский день с утра светило солнце. Выпавший снежок слегка припорошил груды битого кирпича и куски ржавой жести, которыми была усыпана земля. Говорят, в прошлую войну местные жители этими кусками накрывали тела мертвых солдат, чтобы их не пожрали крысы и собаки.

Свободные от службы бойцы вповалку спят на дощатых нарах. Старшина Игорь Кирилин сидит у раскаленной буржуйки и чистит автомат. Игорь родился в Грозном, здесь служил в милиции, дослужился до офицера. Потом, когда русских в Чечне стали убивать, он уехал в Россию, но в органах места ему не нашлось. Тогда вместе с казаками Кирилин уехал воевать в Югославию, потом — в Приднестровье. Ну, а когда началась заваруха в Чечне, он был тут как тут. Его милицейское звание здесь не считается, и Игорь вместе с нами тянет солдатскую лямку. Он знает все о Чечне и о чеченцах. Я спрашиваю его:

— Игорек, а с Басаевым ты встречался?

— Ну-у, Шамиль — лошадка темная, учился в Москве, говорят, что даже Белый дом во время путча защищал. Знаю одно, что перед тем, как он появился в Абхазии, его батальон прошел подготовку на учебной базе то ли КГБ, то ли ГРУ. Специально его для Чечни натаскивали, понимаешь?

Старшина клацает затвором, нажимает на курок.