ФУГУ

— Не имеет значения, — возразил человек в шляпе. — Согласись, что когда ты спишь, ты видишь то, чего нет, и это сон одного рода — истинный, скажем так, сон, а когда ты проснулся, ты вспоминаешь то, чего не было, — и это сон другого рода. Между ними — разница, и об истинных снах ты, когда бодрствуешь, не можешь иметь понятия.

— А почему после пробуждения я не могу вспомнить действительный снившийся мне сон?

— Потому что ничто не обязывает тебя вспоминать что-либо действительное. Никто не поправляет тебя, если ты ошибся, вспоминая. Потому что изначального образца нет, с которым ты мог бы сравнить возникший в твоей сонной голове образ. Вот ты видел шляпу на моей голове, у меня ведь была шляпа?

— Ты с самого начала был человек в шляпе, — согласился Нестор.

— В треугольной? — спросил человек.

— Ты же не Наполеон, — возразил Нестор.

— Правильно, трудно ожидать встретить Наполеона на эскалаторе метро. Поэтому и шляпа у человека, которого ты встретил на эскалаторе, не может быть треугольной — ведь так?

— Это была круглая шляпа, — сказал Нестор, — круглая фетровая шляпа.

— Синяя?

— Да, темно-синяя, — согласился Нестор.

— А может быть, зеленая?

— Я помню, что синяя, — сказал Нестор.

— Ты это помнишь, или тебе снится, что ты это помнишь?

— А какая разница?

— Никакой, потому что и так и этак, та шляпа, которую ты якобы вспоминаешь, может не иметь ничего общего с той, которая была на самом деле.

— А есть ли тогда это «на самом деле»?

— Может быть, и нет. — Человек в шляпе засмеялся. И замолчал. Стал слышен кашель людей на идущем вверх эскалаторе. Кто-то кашлял особенно надрывно и долго, уплывая голосом вверх.

— Может быть, — повторил человек, — но вопрос нужно решить. Ты ведь не думаешь, что мы можем обсуждать его вечно. Время уже близко. — Он показал взглядом вниз, там красные отблески метались по потолку и стенам. Слышался скрип и скрежет. Что-то грохнуло, будто уронили пустую бочку.

Недописанное слово из трех букв снова появилось на панели перед глазами Нестора и какое-то время плыло рядом.

Нестор смотрел. В руке у него оказался фломастер, кривой и черный, и он дописал недостающую букву. Слово исчезло.

— Не отвлекайся, — сказал человек в шляпе, — это тебе не поможет.

«Не кладите пальцы под поручни», — сказал голос из репродуктора.

Снова раздался звон стеклянной палочки о стеклянный край чего-то. Внизу грохотало, словно пустую бочку пинали ногами.

— Время, время, — торопил неизвестно куда человек в шляпе, или, может быть, правильнее было называть его «человек без шляпы», потому что шляпу он отбросил в сторону пять стеклянных звонков тому назад, и она улетела, крутясь, — улетела, имея вид наполеоновской треуголки, что стало возможным, после того как слово «треуголка» было введено в круг внимания.

Вслух человек говорил «Время», а про себя бормотал цифры, переходя с прямого счета на обратный.

Внизу двадцать пар сапог пинали пустую бочку. Кто-то ударил в таз — наверное, медный.

— Пять-четыре, — повторял Нестор за человеком, — три-два-один, — а потом прыгнул.

3

Нестор прыгнул легко, словно взлетел. Даже не привстав со ступеньки, на которой сидел. Перемахнул через балюстраду и приземлился на лестнице соседнего эскалатора, идущего вверх.

«Молодой человек, вернитесь обратно», — сказал строгий голос из репродуктора. Голос был женский.

Люди кашляли, стоящие выше и ниже, и Нестор тоже закашлялся.

«Вас снимает скрытая камера», — сказал голос из репродуктора.

Нестор прислушался, ожидая услышать стеклянный звук какого-нибудь колокольчика, и тут же услышал.

— Да, — откашлявшись, произнесло неопределенное лицо женского пола, — так и каждый хотел бы перелезть на ту сторону, где лучше.

Нестор сосредоточился взглядом. Это была старуха в черном.

— И что будет, если каждый, кто захочет, начнет перелезать куда ему вздумается? — сказала старуха.

И все стоящие рядом с осуждением посмотрели на Нестора, а один даже показал ему руку с оттопыренным средним пальцем (наверное, иностранец).

Нестор стал пробираться наверх, протискиваясь между людей.

— Куда торопишься, молодой человек, все там будем, — сказала старуха. Та самая, а может быть, уже другая.

Наверху Нестора уже ждали два полицейских — нет, два милиционера. Слово «милиционер» было ближе, можно сказать роднее, как часть утраченного культурного достояния. Розовые овалы лиц под козырьками фуражек. Револьвер желт — так надо. Погоны, аксельбанты и прочие атрибуты. Блестящие пряжки на ремнях. Пряжки вместе с ремнями, впрочем, исчезли, когда Нестор вгляделся, — кажется, они не входили в милицейскую форму.

— Этот? — спросил один другого.

— Этот, — ответил другой.

Они взяли Нестора под руки и, проведя вокруг ограждения, поставили на ленту эскалатора, ведущего вниз.

«Добро пожаловать», — сказал голос из репродуктора.

Это был женский знакомый голос.

4

На соседнем эскалаторе поднимающиеся наверх люди чихали, сморкались и вытирали слезы. У них были большие носовые платки — голубые, розовые и в клеточку.