Фугу в мундире

— Как? — Мне стало интересно.

Явно русский с сомнением посмотрел на китайца. Тот кивнул.

— Люди… скажем так, резиденты, получат задание любой ценой устранить ряд лиц. Тех, кто настоял на третьем пункте референдума. Тогда история потечет по-другому.

— А что будет с нами?

Русский радостно улыбнулся:

— А мы исчезнем! Станем невозможными!

Китаец кивнул. И начал:

— Когда ищешь огонь, находишь его вместе с дымом. Увы, нам…

— Да пошли вы на хер! — завопил я. — Мне с японцами нравится. Я уже семьдесят иероглифов выучил!

Про семьдесят я, конечно, приврал. От силы сорок. Но тут меня снова ударили по голове. Сильно. И под ребра. Не слабее.

4. МЕСТНОСТЬ СМЕШЕНИЯ

«Острый холецистит — острое неспецифическое воспаление желчного пузыря. Этиология: инфицирование восходящим и нисходящим путем. Симптомы, течение: после погрешностей в диете возникают интенсивные боли в эпигастральной области…»

— Слушай, а может, и от удара он возникает? — морщась от боли, спросил я.

— Сергей, кто из нас медицинский кончал? Чего ты пристал? Хочешь, в другом месте почитаю… У тебя живот болит, так… Острый живот… Разрыв желчного пузыря…

— Эй, кончай! — Я отобрал у него справочник практического врача и учебник травматологии. — Я б уже загнулся. Уж симптомы воспаления брюшины я помню!

Валерка с уважением посмотрел на меня. Однажды, чиркая спичкой о стекло, за неимением коробка, он отрезал себе с четверть пальца. Я хладнокровно посоветовал залепить ранку бумагой, и с тех пор он утвердился во мнении, что я повидавший всякого врач. Тем более что палец, к моему удивлению, зажил отлично. На Валерке все хорошо заживает, на мне куда хуже. Однажды нам дал по морде один и тот же парень. У меня вылетел зуб, а у Валерки только раскрошился немного. Жизнь странная штука… Я немного подумал, нельзя ли сказать «жизнь — странная штука» Арана-сану как афоризм, потом решил, что это слишком просто. Нужно чего-нибудь добавить… Вот! «Жизнь — странная штука. Восход в ней предшествует закату, но в полдень мы постигаем, как коротка наша тень». Неплохо. Японцам понравится. Китайцам тоже… Я вспомнил китайцев и выматерился.

— Это зря. — Валерка с состраданием посмотрел на меня. — Русский мат — самый некрасивый пережиток суверенитета.

— Да брось ты… Словно Арана-сан не матерится.

— Все равно не надо. Я сейчас позвоню, вызову гейш. Ты при них не ругайся.

— А мы осилим?

— Двоих-то? Ну давай одну пригласим…

— Я не о том! У нас йен хватит?

Валера усмехнулся.

— С премиальными можно и погулять. Арана-сан получил большое ниндзе от моего гири… Ну, расщедрился, конечно…

Я со вздохом отвернулся к стене.

При виде гейш у меня прошли и бок, и голова. Вообще полегчало. Гейши были маленькие, узкоглазые и в роскошных кимоно. По-русски они говорили совсем неплохо — наверное, специализировались на новых японцах.

Вначале мы пили сладкое сакэ, закусывая охаги. После третьей чашечки гейши опьянели, да и у меня после всех волнений закружилась голова. Гейша в розовом кимоно встала и вдохновенно прочитала:

Абунаку мо ари
мэдэтаку мо ари
моко ири-но
юубэ-ни ватару
хитоцубаси.

Мы с Валерой переглянулись и вежливо засмеялись:

— Ва-ха-ха!

— О-хо-хо, — благопристойным женским смехом такаварай ответили гейши. Затем та, что в розовом, перевела стихи на русский:

Тут тебе и боязно,
тут тебе и радостно,
идя к жениху,
перейти в вечерней мгле
по бревну ручей.

Гейша поклонилась и села на корточки. Мы дружно засмеялись смехом синобиварай:

— У-ху-ху! У-ху-ху!

Далеко за полночь, раскачиваясь над сладко всхлипывающей гейшей в розовом (розовое сейчас валялось на полу возле кровати), я шептал:

— Ты моя вечнозеленая сакура… Ты мой лотос под лунным светом… Всегда любил японских женщин, всегда. Я счастлив с тобой… Трахая тебя, я ощущаю, как вхожу в тело Японии, срастаюсь со Страной Восходящего Солнца…

Гейша вдруг всхлипнула. И, уже выгибаясь в ликующей дуге оргазма, простонала:

— Какая же я тебе японка, мудак… Я кыргызка, я в СССР родилась… Бери меня, бери меня еще, любимый! О-о-о!

— А-а-а! — завопил я, ослабевая.

5. МЕСТНОСТЬ-ПЕРЕКРЕСТОК

— Карээда ни карасу но томаритару я аки но курэ, — сказал я. — Прощай, любимая.

— Фуруикэ я кавадзу тобикому мидзу-но ото, — прошептала она. — Мы еще встретимся, милый.

Нет, лучше все-таки сказать это по-русски. Вы же японского совсем не знаете, а великого Басе не чтите.

Повторим заново…

— На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний ветер,

— сказал я. — Прощай, любимая.

— Старый пруд…
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине,

— прошептала, она. — Мы еще встретимся, милый.

Вот так гораздо лучше.

Сегодня Арана-сан говорил по-русски совершенно чисто. Видимо, от волнения. Мы делали Сад Камней для самого Саканиси Тадаси и должны были кончить его до завтрашнего вечера. А у нас еще и не все камни подобрались…