Фениксиец вновь ощутил тупое жжение от удара дубинкой по ладони, увидел выражение лица ее хозяина в тот миг, когда примарх проломил ему череп. Фулгрим не забыл, как газ обжигал ему легкие и разъедал глаза, пока он выбирался из паникующей толпы. В тот день едва не погибла Туллея, и сын Императора вышел из себя в первый раз — но не в последний.
Тогда все было проще. Он без труда различал хорошее и плохое, с легкостью определял своих врагов. Но к тому времени примарх еще не повзрослел и смотрел на мир глазами ребенка. Лишь впоследствии он осознал, что реальность — сложное устройство, полное движущихся частей, любая из которых выполняет собственную функцию и может сломаться. Когда Фулгрим разобрался в работе этого механизма, концепции вроде «добра и зла» сменились для него «эффективностью и необходимостью». Да, треснувшая шестеренка порой громко скрипит, пока ты снимаешь ее, но испорченные детали нужно заменять ради машины в целом. Фениксиец нисколько не сомневался в этом.
И все же он отчасти признавал ценность сломанных шестеренок. Их предназначение определял не механизм, а мастер. Проявив достаточно терпения и заботы, он мог сотворить нечто прекрасное из кучи поврежденных деталей.
Фулгрим заставил себя успокоиться перед тем, как войти в логово Фабия. Апотекарий, к немалому разочарованию примарха, снова изолировал себя от боевых братьев. Медик словно нарочно раздражал Фениксийца. Правда, раздражители тоже нужны организму…
Отведенные ему покои Фабий превратил в некое подобие своего апотекариума на борту «Гордости Императора». Повсюду стояли закрытые или распакованные ящики с оборудованием, доставленным с корабля. Генераторы тихо гудели, отбрасывая на бледные стены полоски света и теней. С момента прибытия медик собрал несколько сотен генетических образцов — крохотные пробирки с кровью и плазмой стояли в подставках на столе, ожидая дальнейшего изучения. Фулгрим долго не мог отвести от них взгляда, надеясь заметить хоть какой-нибудь признак того, что они содержат в себе будущее легиона.
К сожалению, пробы не раскрыли примарху своих тайн.
Услышав приглушенный стон, Фениксиец повернулся к центру помещения, где находилась диагностическая кушетка. На ней лежал бунтовщик, захваченный в банкетном зале. Над пленником возвышался Фабий с красными по локоть руками.
То, что визасец еще дышит, не удивило Фулгрима. Люди при всей их хрупкости были поразительно живучими.
— Что ты узнал у него? — тихо спросил примарх.
Он не стал приветствовать апотекария, поскольку уже понял, что такие мелочи не волнуют Фабия. Еще один признак его растущей склонности к затворничеству.
Медик ответил, не оборачиваясь:
— В основном то, о чем вы и так догадывались. Аристократия раздроблена — существуют двенадцать главных претендентов на пост губернатора, и еще как минимум трое пользуются меньшей, но все равно значительной поддержкой.
— Как они еще друг о друга не спотыкаются, — произнес Фениксиец, раздосадованный тем, что Пандион не упомянул о состязании за престол. Дело, казавшееся простым и ясным, начинало запутываться.
Фабий покосился на него.
— Спотыкаются. В вине, которое нам подавали вчера вечером, содержалось десять различных ядов. Четыре из них нелетального воздействия, шесть — смертельные. Все происходят из разных источников.
— Как неуклюже, — пробормотал Фулгрим. Колоссальный хаотичный абсурд происходящего мог показаться забавным, вот только разбираться в нем предстояло самому примарху. — Но, пожалуй, неудивительно, учитывая их количество.
— Кланами вопрос не ограничивается. — Отложив инструменты, апотекарий обернулся. — Существуют фракции внутри группировок, а также организации, не связанные со старой аристократией. Местные жители превратили измену в… увлечение! В искусство! Их интриги развиваются на протяжении жизни нескольких поколений. С каждым десятилетием сложность этих замыслов растет, а шансы на успех снижаются.
Фениксиец, никогда не видевший Фабия таким возмущенным, едва удержался от улыбки.
— Заговоры ради заговоров, — подытожил он.
— Безумие, — коротко кивнул медик.
— Общественная апатия, — поправил Фулгрим. — Политическая система визасцев отказывает, но они не в силах вырваться из ее рамок. Мы должны исправить и одновременно упростить их государственное устройство.
Примарх повернулся к человеку на кушетке. Тот лежал с широко раскрытыми глазами, лишенными даже искорки сознания. Во вскрытой грудной клетке виднелись внутренние органы во всей их багряной красе. Сердце еще билось, и окружающие его ткани влажно подрагивали, что подтверждало мастерство Фабия. По бокам стола тянулись вены, извлеченные из конечностей пациента. Невредимые сосуды по-прежнему наполняла темная кровь. В некоторых местах из-под срезанных мышц выступал скелет; судя по отверстиям, апотекарий брал образцы костного мозга.
Посмотрев на медика, Фулгрим спросил себя, правильно ли он поступил, вытащив Паука из его паутины. Фабий спокойно встретил взгляд примарха. Что бы ни сотворил апотекарий, вины за собой он не ощущал.
Фениксиец показал на стол:
— Избавься от этого как можно скорее.