Фулл сайз. Только не в меня

– А если она проснется. А меня не будет рядом? – шепчу я, не в силах встать с краешка детской кровати. Она маленькая такая и беззащитная. Хрупкий цветочек, который нуждается в защите. Я машинально мну в руках детскую кофточку, украшенную супергеройскими эмблемами, более подходящую мальчику чем крошечной рыжеволосой фее и боюсь, что Ярцеву придется тащить меня за шиворот в отведенные мне владения. – Проснется и испугается?

– Не глупи. Если ты завтра будешь чуть живая и опухшая от недосыпа – это страшнее будет для Маришки, чем проснуться в своей комнате. Это будет даже ужаснее, чем пятничный хоррор по телевизору, про восстание зомби-толстух, – снова издевается чертов мерзавец, но у меня уже нет сил даже на обиду. Он прав, я страшно устала. Просто нервное состояние не дает организму расслабиться.

Я валюсь в кровать даже не до конца раздевшись. Сил нет даже дойти до ванной. Так и рушусь на чужие простыни в колготках и водолазке.

«Не засну» думаю я, и тут же проваливаюсь в душную темноту.

По ощущениям я просто моргнула. Прикрыла веки на секунду. Но это не так. Меня подбрасывает на кровати, ритмично и пугающе. Вроде же мы живем не в сейсмоопасной зоне, откуда землетрясение? В панике размыкаю слипшиеся от сна веки и смотрю в чужой потолок, силясь понять, что же все таки происходит. События вчерашнего дня заползают в не до конца проснувшийся мозг, словно присосчатые щупальца. Господи, я в чужом доме. Ныряю рукой под одеяло и выдыхаю – одежда на месте. Но кровать качает, словно лодку в открытом море. И я чувствую чужое присутствие.

– Ты проснулась? – звенит в пространстве чужой комнаты детский голосок. – Я ждала-ждала, а потом подумала, что ты не рассердишься, если я немного попрыгаю тут.

Мои губы расплываются в улыбке. Маленькое рыжее солнце обрушивается прямо на меня. Надо же, как можно вот так просто отказаться от такого счастья: радостно верещащего, лучисто кудрявого и абсолютно безусловного? Если бы это была моя дочь…

– Конечно я буду сердиться, – притворно хмурю брови, подхватывая малышку, все еще одетую в пижаму и босую. – Ты шла сюда без носков, что не приемлемо для маленьких девочек, и за это мне придется тебя наказать овсяной кашей. Ты любишь кашу?

– Нет, – заливисто смеется Маришка, пока я надеюсь, что найду в кухне нужные ингредиенты для обещанного ей деликатеса. – Каша буэээ.

– Ты просто никогда не ела настоящей супергеройской овсянки. У каши, которую я варю, есть секретное название. И я его тебе раскрою, только если ты съешь все до последней крошки, – больше не сдерживаясь смеюсь, совсем забыв о том, что расхаживать по чужому дому в колготах и тонкой водолазке неприлично. Но мой саквояж остался в машине Ярцева. И я вдруг с ужасом понимаю, что остальные вещи испарились, хотя я точно помню, что повесила их на спинку, стоящего рядом с кроватью, кресла.

– Я согласна, согласна, – радуется девочка, не обращая внимания на мою панику. Ну не в одеяло же завернувшись, мне идти кашеварить? – Папа, мы будем есть сверхсекретную кашу.

Маришка смотрит мне за спину, и я едва сдерживаю стон. Ну за что? Поворачиваюсь медленно, уже зная, что сейчас увижу издевательскую физиономию нахального монстра.

– Я вот думаю, эти колготки нужно засылать во вражеские армии, чтобы подорвать боевой задор захватчиков. Вера, недостатки надо скрывать, а не подчеркивать, вы лучше других должны это понимать.

На его лице кривится эта вечная ядовитая ухмылка. И мне хочется сквозь землю провалиться, лишь бы не видеть ее.

– Мне нужна моя одежда, – стараюсь звучать ровно, но голос срывается, и я себя за это сейчас ненавижу.

– Слышала, Маришка, твоя няня не Супергероиха. Она жидкий терминатор, – хохочет чертов мерзавец.

– Почему жидкий? – господи, ну зачем я задаю этот глупый вопрос. Только еще больше раззадориваю хама, для которого нет никаких правил.

– Чтоб ты спросила, – хмыкает Ярцев, ощупывая меня прожигающим взглядом.

– Это вы унесли мои вещи? – от злости у меня все таки прорезается голос.

– Палкой бы не притронулся к уродству, – смотрит Макар на меня честными глазами. – Я приказал горничной унести тряпки нашей спящей красавицы и сжечь в камине. Хотел и колготки с вас стянуть, но побоялся, что вы обвините меня в харассменте. А это такое пятно на репутации. Тут можно было бить в барабаны и палить из пушек, пока вы пускали слюни в подушку.

– Пап, ну каша же, – нетерпеливо вертится рядом с отцом Маришка, как маленький спутник, вокруг раскаленной планеты. – Вера мне кашу обещала.

– У нас есть повар. И сегодня на завтрак твой любимый бутерброд с авокадо, – отвлекается на дочь Ярцев, а я снова могу дышать.

– Не хочу, – кривит губки маленькая принцесса и топает маленькой ножкой. И, о чудо, глаза монстра смягчаются, начинают походить на плавящийся янтарь, – кашу, кашу, кашу.

– Вы насмотрелись? – спрашиваю, борясь с адской усталостью. Каждый нерв во мне дрожит от ярости, но пугать малышку вспышкой истерики мне не хочется. – Ваша дочь ждет завтрак. И я пойду сейчас в кухню в чем есть. Представляете, что скажут люди из обслуживающего персонала, что подумают.